---

Более подробные сведения, чем о крестьянских избах и загородных домах, мы имеем о домах городских.

 

Вот что говорят о них иностранцы:

 

Герберштейн (1517-1525): «Самый город Москва — деревянный... большие сады и дворы при каждом доме придают ему обширность... Замок (Кремль) по величине таков, что помимо обширного и великолепно выстроенного из камня княжеского дворца в нем имеют большие деревянные дома митрополит, братья князья, бояре и весьма многие другие... Дома в нем (в городе) вообще деревянные, разделяющиеся на столовую, кухню и спальню, поместительные и постройкою не очень огромные, да и не слишком низкие. Громадной величины бревна привозятся из герцинского (?!) леса, их обтесывают по шнуру и под прямым углом, прилаживают и сколачивают (?!) одно против другого; таким образом образуются наружные стены, очень прочные, без большой траты денег и времени. При каждом почти доме есть сады для овощей и для удовольствия...»

 

Матвей Меховский (1521 г.): «Москва деревянная, а не каменная, имеет много улиц, и где одна улица кончается, там не тотчас же начинается другая, а лежит промежутком поле (площадь). И между домами тоже тянутся изгороди, так что они идут непрерывными рядами один за другим. У знати дома побольше, а у простых людей — низкие... Избы все черные (курные)...»

 

Ричард Ченслер (1553-1556): «Москва выстроена безо всякого порядка. Дома там все деревянные, очень опасные на случай пожара».

 

Барберини (1565 г.): «Город Москва очень велик, но строения по большей части деревянные... Дома их как в этом городе, так и в других, точно так же и по деревням, малы, неудобны, не соответствуют условиям вежливости и приличия. В них одна комната, где едят, работают и делают все; в комнате для тепла — печь, где обыкновенно спит вся семья, и однако, у них нет смысла, чтобы сделать трубу, по которой бы выходил дым; они дают ему вылетать через дверь и окна, так что быть там — немалая мука...»

 

Николай Варнач (1593 г.): «Дома в городе (Москве) все деревянные. У бояр очень обширные дворы, на которых они имеют свои жилища...»

 

Степан Какаш (1602 г.): «Дома же и постройки все вообще, большею частью, деревянные и безобразны и стоят не в ряд, как у нас; комнаты обыкновенно снабжены печами без труб и в окнах нет стекол...»

 

Петр Петрей (1608 г.): «Дома у них (в московском государстве) строятся чрезвычайно высокие из простой сосны, в 3 или 4 комнаты, одна над другой. И тот, кто выстроил себе самые высокие хоромы, с крышкою над лестницею крыльца, тот и считается в городе самым пышным и богатым тузом. Такие дома особенно стараются строить богатые дворяне и купцы, хотя внутри этих домов найдешь немного такого, чем бы можно было похвалиться. Кровли спускают на обе стороны вниз и кроют древесной корой, снятой с берез и сосен, также и другим плохим материалом, а доски приколачивают железными (?!) гвоздями. У небогатых и бедных — курные избы, также, как и у мужиков по деревням; когда топят эти избы, там быть никому от дыма невозможно — все должны оттуда уходить, пока не прогорит огонь; тогда опять входят в избы, которые теплы и жарки, точно баня. А знатные и богатые — те кладут печи у себя в домах изразцовые; строят также на своих дворах каменные домики и склепы (кладовые), где хоронят от пожара лучшее оружие и проч... На дворе у них строят также и другие покои, где живут и спят они в жаркую летнюю пору. У некоторых такие дворы, что могут поместиться 3000—4000 человек...»

 

Адам Олеарий (1636 г.), подобно Петрею, также говорит кое-что о конструкции московских домов: «Жилые строения в городе, за исключением домов бояр и некоторых богатейших купцов и немцев, имеющих на дворах своих каменные дворцы, построены из дерева или из скрещенных и насаженных друг на друга сосновых и еловых балок, как это можно видеть на некоторых рисунках. Крыши крыты тесом, поверх которого кладут бересту, а иногда — дерн. Поэтому-то часто происходят сильные пожары... Те, чьи дома погибли от пожара, легко могут обзавестись новыми домами: за Белой стеной на особом рынке стоит много домов, частью сложенных, частью разобранных. Их можно купить и задешево доставить на место и сложить... В этой части (города) находится лесной рынок и вышеназванный рынок домов, где можно купить дом и получить его готово-отстроенным (для установки) в другой части города через два дня: балки уже пригнаны друг к другу, и остается только сложить и законопатить щели мхом».

 

Карлейль (1663 г.): «Г. Москва вместе с другими городами Москвы (Московского Государства) имеет тот недостаток, что выстроен подобно им из дерева, за исключением главных зданий...»

 

Эрколе Зани (1672 г.): «Хотя большая часть строений там (в Москве) из дерева, однако снаружи они довольно красивы и вперемежку с хоромами бояр представляют чудесный вид... При каждом жилище или боярских хоромах — дворы, службы, баня и сад...»

 

Лизек (1675 г.): «Строения (в Москве) и некрасивы и строятся из перекрещенных сосновых, либо еловых бревен, кроются гонтом, берестой, дерном — материалом весьма горючим... Боярские хоромы и купеческие дома строятся однако ж из камня — великолепные и прочные...»

 

В дополнение к описаниям иностранцев приводим выдержки из двух русских памятников письменности. Первую из них заимствуем из дарственной 1543 года: «...двор свой в городе на Беле озере и с огородом в Ондреевской улице, по своей душе в доме, в веке веком... А во дворе хором: изба да сенник с подклетом, да клеть плоская, да мыльна...»

 

Нижеследующая же выдержка заимствована из купчих записей (псковского) купца Поганкина на покупку им одного владения в 1644 г.: «Вдова Христина Ефремова продала есми Псковетину... сыну Поганкину... двор свой, со всем пазовым запасом. А на дворе хором — горница с подызбицой, да сени дощатые с подсеньем, да подвалыша о двух вылазах, да на крыльце чулан, да на том же дворе погреб каменной с выходом, да ворота дощатые с дороги, да поднавес, да назади двора огород...»

 

Приведенные выдержки интересны не только тем, что подтверждают обширность некоторых дворов городских жителей, на которую указывают иностранцы, но также и встречающимися в них названиями отдельных частей здания — «сенник, клеть, подызбица, подклет» и т.д., существующими в деревнях и по настоящее время, что опять-таки подтверждает общность уклада жизни у горожан и жителей деревень.

 

На первый взгляд все эти и подобные описания иностранцами русских городских домов (преимущественно московских) кажутся местами очень разноречивыми, иногда даже противоречащими друг другу; в особенности сильно это заметно там, где речь заходит о красоте построек. Тем не менее в общем картина получается довольно ясная; в самом деле, основываясь на приведенных выписках, мы можем заключить, что городские жилья бедняков представляли собой такие же жалкие курные избы, в каких ютилась беднота и по деревням. (Барберини, Какаш и Петрей.) Дома среднего класса были очень разнообразны, отличаясь один от другого по площади их дворов, по высоте, числу этажей и, наконец, по красоте внешнего вида. (Герберштейн, Петрей и Зани.) Наконец, дворы богатых купцов и знати представляли собой чуть ли не целые поместья, а сами хоромы были настолько внушительны и красивы, что даже большинство из видевших их иностранцев отзываются о них с похвалой (Герберштейн, Варнач, Петрей и Зани).

 

 

Приведенным описаниям вполне отвечают и рисунки в книге Адама Олеария, изображающие обывательские дома Москвы и других городов. Дома эти, в общем, очень похожи на деревенские избы и отличаются от них главным образом лишь большею высотой; приемы же конструкции совершенно аналогичны. Даже внутри московского Кремля (рис. 67), всегда бывшего лучшей частью города, картина не меняется: вокруг большой каменной церкви в беспорядке ютятся высокие срубы, с углами, рублеными «в обло», с крутыми двухскатными крышами и маленькими оконцами, размещенными треугольником под фронтом крыши. Нижние части этих срубов или глухие, или в них видны двери; таким образом, дома эти, очевидно, двухэтажные, как об этом говорит Петрей, причем, подобно двухъярусным избам, жилые помещения находятся, вероятно, во втором этаже, а в нижнем, отвечающем деревенскому подклету, размещены служебные помещения. По-видимому, дома эти односрубные, или же к ним примыкают более низкие, на рисунке невидные, прирубы служебного назначения, какие изображены на другом рисунке того же автора (рис. 68). На этом же рисунке виден дом более поместительный, состоящий из двух высоких, двухъярусных срубов и соединяющего их в одно целое низкого, одноярусного сруба - сеней, очевидно, теплых, так как над ними высится такая же труба, как и над каждым из двухъярусных срубов. Как и в предыдущем случае, окна срубов высоко подняты над землей, что заставляет предположить существование в них подклета, являющегося, таким образом, третьим этажом в боковых частях и вторым в сенях.

 

 

Аналогичного типа дома видны на рисунке 69 и на изображении Нижнего Новгорода (рис. 70), причем некоторые из них, как, например, находящийся слева от козел с колоколами, имеет свой открытый двор, в который ведут ворота, а некоторые (смотри правую часть рисунка) состоят из нескольких прилепленных друг к другу срубов.

 

В противоположность многоэтажным или многосрубным домам встречались, даже под самыми стенами московского Кремля (рис. 71), крошечные односрубные и одноэтажные здания, явно служившие жильем, так как над их крышами видны трубы.

 

Близкое сходство этих домов с некоторыми из домов, изображенных на плане Тихвинского монастыря, бросается в глаза, подтверждая высказанное выше предположение о том, что уклад жизни городских обывателей не мог сильно разниться от уклада сельской жизни.

 

Останавливаться на конструкции рассмотренных типов домов не будем, так как она, судя по изображениям их, могла лишь в мелких деталях отличаться от конструкции деревенских изб; равным образом мало чем могла отличаться и внутренняя отделка жилых помещений, разнившихся от деревенского жилья только большей, да и то, вероятно, в очень незначительной мере, комфортабельностью меблировки. В самом деле, вместо деревенской курной избы или клети, здесь была изба белая, разделявшаяся перегородками на несколько комнат. Если такая изба стояла на подклете, то ее называли «горницею», то есть верхней по отношению к подклету. Горница освещалась красными окнами с рамами и слюдяными или «паюсными» (* паюсные или «паисные» окончины — переплеты, затянутые рыбьим пузырем («паюсом») переплетами — «окончинами», размещавшимися по лицу здания, и волоковыми, устраивавшимися в боковых и задней стенах; отапливалась горница изразцовой, круглой или прямоугольной, печью, тогда как в подклете ставилась обыкновенная (русская) печь. При существовании горницы подклет играл служебную роль, так как, в таком случае, в нем находились стряпущая, людские комнаты и кладовые («казенки»), в которых хранилась казна, то есть имущество; жилые комнаты подклета освещались волоковыми окнами, а казенки были глухие — без света и иногда даже без дверей, так как ход в них всегда бывал сверху из горницы.

 

У более богатого хозяина две или несколько горниц ставились рядом, называясь, в таком случае, «двойнею», «тройнею» и «четвернею», но каждый верхний сруб продолжал называться горницей или комнатой.

 

Некоторое представление о внутреннем расположении подобных рядовых домов мы можем себе составить по дому Щукиной, развалины которого существовали еще в 1874 г. в городе Калуге и были зарисованы графом де-Рошфор. По наведенным графом справкам, дом этот был построен в первой половине XVIII в. Как видно из рисунков 72 и 73, только часть подклета дома была каменная, а все остальное было сделано из дерева, причем бревна венцов отличались значительной толщиной (до 9 вершков). Типовое сходство плана с планом обычной великорусской избы бросается в глаза (ср. с рисунком 18) и, свидетельствуя о живучестве приемов нашего деревянного строительства, допускает предположение, что средней руки дома строились в начале XVIII в. в захолустной Калуге так же, как и значительно раньше, отвечая вековому строю жизни, еще не успевшему нарушиться под напором западных веяний.

 

Таковы были рядовые городские дома, в которых жили небогатые и средние классы населения; совокупность этих домов создавала улицы довольно унылого вида, так как внешность их архитектуры, как видно из рисунков Олеария, была весьма бедна; верхние, нижние и средние классы городского населения в большинстве случаев очень мало обращали на нее внимания, довольствуясь, быть может, лишь кое-каким внутренним убранством, которое удовлетворяло их эстетическое чувство и которое, кроме того, можно было надеяться спасти во время пожаров, свирепствовавших так часто.

 

Конечно, среди таких, лишенных всякого изящества обывательских домов, встречались более или менее красивые дома, как об этом говорят некоторые иностранные писатели, но более всего неприглядный вид улиц скрашивался площадями, на которых стояли церкви, и многочисленными садами, о которых упоминают как иноземные памятники письменности, так и местные.

 

 

Наконец, особенно интересными и, в большинстве случаев, живописными пунктами являлись дворы богатых купцов и бояр, а также некоторые дворы, принадлежавшие казне, на которых наряду с каменными зданиями встречались даже в XVI и XVII вв. большие деревянные здания. А в предшествующее время и среди казенных зданий каменные были редкостью; следовательно, на таких дворах деревянные здания должны были быть в то время тоже исключительными как по их величине, так, вероятно, и по красоте.

 

К сожалению, изображений таких зданий до нас дошло мало. Наиболее интересным из них представляется рисунок Мейерберга, изображающий внутренний вид посольского дома в Китай-городе (Москва) (рис. 74). Без сомнения, доминирующим зданием всего посольского двора был центральный каменный корпус, в котором размещались члены посольства; однако, и одно из деревянных сооружений двора было небезынтересно. На рисунке Мейерберга оно изображено на первом плане в правом углу. Здание это состояло, по-видимому, из трех срубов, причем, средний был несколько выше боковых, вследствие чего каждый из них был покрыт самостоятельной двухскатной крышей. Срубы эти были значительной высоты и вмещали в себе несколько этажей, о чем можно судить по нескольким ярусам окон различной величины и формы. По фасаду среднего и дальнего от зрителя срубов было помещено оригинально скомпанованное крыльцо на резных стойках. Верхний рундук (площадка) лестницы был закрытый, т.е. зашитый досками, с интересной формы окнами, резными подоконками и дверью на марше. Над нижней площадкой находился такого же вида полувисячий балкон, покрытый односкатной крышей, сливавшейся в одно целое с крышей верхнего рундука. Все это, вместе взятое, даже на рисунке Мейерберга, сильно грешащем в отношении перспективы и детальности, дает очень красивую группу. Над крышами этого корпуса не видно труб, но он, очевидно, не мог быть курным, так как в нем жили пристава и царский живописец, т.е. люди сравнительно высокого общественного положения, про которых Петрей говорит, что у них в домах имеются изразцовые печи.

 

Два других деревянных корпуса этого двора, служившие помещениями для толмача и для секретаря и изображенные в левом углу рисунка, были совсем лишены какой-либо художественной отделки; по своему типу они совершенно аналогичны с теми домами, которые мы видели на рисунке Адама Олеария, изображающем кремлевскую церковь; поэтому останавливаться на них не будем, а скажем несколько слов о верхе (тереме) главного корпуса, сделанном также из дерева. Основу этого терема составляли стойки, промежутки между которыми были забраны в косяк; островерхие окна были обрамлены наличниками, а четырехскатная кровля была украшена по коньку богатым резным гребнем. Некоторые детали, вероятно, пропущены на рисунке, а с ними терем должен был казаться очень нарядным.

 

Для нас этот деревянный верх над каменным зданием важен в том отношении, что он указывает на то, что даже вторая половина XVII в. была не далека от того времени, когда такой важности здания, как посольские хоромы, целиком рубились из дерева.

 

Теперь перейдем к рассмотрению дворов хоромных, принадлежавших богатому купечеству и людям знатным.

 

Если даже люди среднего достатка ставили иногда свои жилища на обширных дворах, то, конечно, люди богатые могли и подавно это делать, окружая свои хоромы всевозможными служебными зданиями, огородами и садами. Самые хоромы ставились обыкновенно в центре двора, который, как говорят путешественники (Петрей), был иногда так велик, что на нем смело можно было поставить не одну тысячу человек. В силу привычки сохранять в городской жизни все порядки жизни деревенской, т. е. иметь у себя на дворе все свое, каждый богатый хозяин должен был, кроме хором, строить еще целый ряд зданий самого разнообразного назначения, начиная иногда с часовни или церкви и кончая разными сараями, погребами и амбарами, в которых хранились всевозможные запасы пищи, питья, утвари, одежды и инструментов, т. е. всего, что необходимо в совершенно обособленном хозяйстве.

 

В подклетах хором, в пристройках к ним и в отдельных избах размещались многочисленные дворовые («дворяне»), руками которых исполнялось все нужное для хозяина и его семьи; тут были и простые слуги и всевозможные специалисты-ремесленники: кузнецы, плотники, маляры, ткачи и т.д. Наконец, в дальних углах двора стояли помещения для скота: конюшни, хлева, коровники, птичники и голубятни с не менее многочисленным населением. Все это обносилось крепким тыном или забором («заметом» или «заплотом»), изолировавшим двор от внешней жизни, которой по возможности сторонились, желая жить как на необитаемом острове, где нельзя рассчитывать на услуги соседей.

 

Служебные здания хоромного двора отличались от деревенских строений такого же назначения лишь большими размерами и большей солидностью в смысле качества материала и работы, зато сами хоромы во всей совокупности своих отдельных частей, т. е. общим своим планом и внешним видом, во многом разнились не только от деревенских изб, но и от рядовых городских домов.

 

Тем не менее основными элементами даже самых богатых хором, какими являлись царские дворцы, все же оставались те же самые клеть и сени, что вполне понятно, так как из их пределов не выходила и просторная жизнь богатого человека. «Его жилое размещение, — говорит профессор Забелин (* Ив. Е. Забелин. Русское искусство. Черты самобытности в древнерусском зодчестве. М. 1900.), — отличалось от простого сельского или обыкновенного городского только тем, что для каждой статьи его бытового обихода отделялся не угол в избе, а ставилась особая клеть или особая связь клетей, смотря по широте потребностей. Строилась клеть особо для спальни — одрина, особо для столовой и гостиной — гридня, особо для жены, для детей, как малых, так и взрослых, особо для каждого разряда служащих людей и для каждого порядка людской службы и т.д... Притом каждая клеть ставилась в том именно размере, какой требовался для той или другой статьи обихода. К стене большой клети приставлялась малая, а возле нее — другая, еще меньшая, одна высокая, другая ниже и т.д. И у самого знатного и богатого человека основной задачей его хозяйского обихода было то, чтобы ставить клети, какие надобны и на таких местах, где для хозяйства удобнее. В этом отношении и великокняжеский и царский двор со всеми его хоромами и палатами ничем не отличался от простого крестьянского двора. Как тот, так и другой устраивались не по тому плану, который заранее придумывается и чертится теперь на бумаге и по сооружении здания очень редко вполне отвечает всем настоящим потребностям хозяина: тогда строились больше всего по плану самой жизни и по вольному начертанию самого обихода строителей, хотя всякое отдельное строение всегда исполнялось по чертежу.

 

Мнение И. Е. Забелина о том, что всякое отдельное строение исполнялось всегда по чертежу, кажется нам несколько смелым, так как мы не имеем никаких доказательств этого. Возможно, что каменные палаты строились, по примеру иноземных мастеров, по чертежам; но весьма сомнительно, чтобы наши плотники руководствовались в своей работе какими-либо проектами, заранее изображенными на бумаге (Прим. авт.).

 

В каком направлении распространялась жизнь, в таком направлении размножались и постройки, выраставшие одна подле другой, именно только по направлению развивавшихся настоящих потребностей, но отнюдь не по намерению заранее и однажды навсегда геометрически определить и, стало быть, без нужды стеснить или без нужды расширить объем и простор своей жизни.

 

Конечно, каждый хозяин, заранее зная вполне определенно, что именно он хотел иметь, это и строил; но самый способ постройки заключался в том, что лепили один сруб (клеть) к другому или соединяли их друг с другом при помощи сеней, а не компоновали план сообразно каким-либо архитектурным правилам. Такой способ постройки действительно позволял расширять существующее здание в любой момент, в зависимости от изменившихся условий жизни владельца, отчего в результате и после существования хором в течение нескольких лет их план казался проектированным случайно, без заранее обдуманной идеи (Прим. авт.).

 

Само собой разумеется, что в просторном обиходе все клети строились в два яруса, причем нижний ярус составлял уже подклетье, то есть часть строения подчиненную, служившую только основанием для главных клетей, вообще как бы только служебною принадлежностью главной постройки. Таким образом, хоромами или клетями в собственном смысле именовался только горний ярус, заключавший в себе горницы и прозываемый иначе "верхом".

 

Как во дворе крестьянина, так и в обширном дворе великого князя, клети, как мы говорили, ставились по деревенской идее, особняком друг от друга, смотря по надобностям жилого простора и по удобству места. Все такие отдельные и независимые друг от друга хоромины соединялись между собой сенями.

 

Это было крытое пространство (сень — покрытие вообще) между стенами отдельных клетей, поэтому устройство сеней зависело от количества и от известного размещения отдельных хоромин.

 

В обширном хоромном строении всегда бывало по несколько сеней, так что клети и сени шли вперемежку и, кроме того, неизменно существовали передние и задние сени, которые во всем составе хором отделяли покоевые помещения от приемных или гостиных. Такие сени бывали очень обширны, почему и самые хоромы нередко именовались собирательно тоже сенями*.

 

 

Вообще, если клеть была основой хоромных построек, то и сени, как общая связь хором, представляли тоже самую необходимую и типичную черту древнего жилого размещения. В сущности это был крытый и притом чистый, светлый двор между клетей; поэтому естественно, что сени, в качестве наших зал, служили и для приема гостей, и для прогулок, и для всяких домашних игр. В этом смысле они воспевались даже в городских песнях**.

 

 

В подклетном ярусе сени не имели того значения и занимали не столь обширное пространство — по той причине, что для прочности здания весь этот ярус должен был строиться из одних крепких клетей или срубов, почти одинакового квадрата, на которых и располагались верхние сени. В нем и самые сени назывались только подсеньем или подсенничьем.

 

Само собой разумеется, что, состоя из отдельных и разнородных клетей, по большей части неравных даже и по своему объему, древнее хоромное здание, конечно, не могло иметь правильного плана. Линиями размещения построек своенравно управляла сама жизнь, а не чертеж какого-либо художеского устава».

 

Приведенная выдержка из рассказа маститого знатока старорусской жизни дает ясное представление о том, что представлял собой в общих чертах дом русского боярина или именитого купца и какие принципы ложились в основу его сооружения. Рассмотрим теперь те помещения, в которых протекала жизнь наших предков — какие комнаты были необходимы в быту богатого человека.

 

Все помещения большого хоромного здания делились на три главные категории: хоромы постельные или покоевые, непокоевые хоромы и, наконец, служебные помещения. Кроме того, помещения первых двух категорий распадались на хоромы самого владельца и на хоромы, составлявшие женскую половину. В постельных хоромах протекала интимная жизнь владельца и его семьи; причем, в самых богатых, даже царских, хоромах лично главе семьи принадлежало всего три-четыре комнаты, из которых самая дальняя была спальней («опочивальной, одриной, ложницей») и находилась рядом с моленной («крестовой»), затем шел кабинет, носивший название «комнаты», и, наконец, приемная для родственников и близких друзей, которая называлась «передней». Такие же помещения, за исключением разве «передней», были и на женской половине для хозяйки, и в тесной связи с ними находились спальни маленьких детей и взрослых дочерей; помещения же взрослых сыновей, в особенности же женатых, выделялись в особые клети, соединявшиеся с другими хоромами при помощи сеней или переходов. К числу покоевых помещений надо также отнести «сенники», то есть комнаты неотапливаемые, полутемные (исключительно с волоковыми окнами) и с холодными потолками, которые предназначались как летние спальни. Сенник играл видную роль во время свадеб, так как в нем стлали постель новобрачным, над которыми по обычаю не должно было быть земли, служившей для устройства потолочной смазки в покоях теплых. Все такие жилые комнаты находились обыкновенно во втором ярусе хором и потому, вообще, назывались «горницами».

 

Среди непокоевых помещений хором самое видное место занимала «повалуша» («павалыша»), называвшаяся в более раннюю пору гридней. Это была большая, обычно не отапливаемая хоромина, предназначавшаяся для пиров и празднеств, а иногда также для приема особо почетных гостей. Повалуша всегда ставилась на подклете, иногда двухъярусном, а так как над нею устраивалась еще клеть, с возвышавшейся над ней вышкой, то вся эта часть здания имела вид башни, иногда круглой в плане, господствовавшей над всеми остальными частями хором (Следует заметить, что такие башни, по имени находившихся в них столовых, также назывались повалушами. В более раннюю пору повалуша называлась «вежею»).

 

Повалуша никогда не примыкала вплотную к покоевым хоромам хозяина, так как между ними всегда находились сени, игравшие роль наших зал или приемных; сени поэтому делались поместительными, светлыми, по большей части, с холодными потолками (без смазки землей или глиной). К сеням вели крыльца с их лестницами и рундуками. Если между сенями, игравшими роль зала или приемной, и крыльцом устраивались вторые сени, обычно меньшего размера, то они в таком случае назывались «передними сенями» и играли роль нынешних передних (* Передние сени именовались также иногда крыльцом, так как всегда находились в непосредственной связи с настоящим крыльцом).

 

Далее, к числу непокоевых хором принадлежали светлицы, то есть просторные горницы, освещавшиеся красными окнами, размещенными в трех или даже во всех четырех стенах. Назначением светлиц было служить помещением для всевозможных чистых работ и занятий, поэтому они устраивались преимущественно на женской половине хором, где в них занимались различными рукоделиями.

 

Кроме упомянутых выше сеней, имевших определенное назначение, существовали и другие сени, служившие соединительными звеньями между покоевыми комнатами и непокоевыми, а также для соединения как тех, так и других с помещениями служебными. На женской половине такие сени делались большего размера, чем на мужской, и служили местом для детских и девичьих игр.

 

Все эти помещения устраивались обыкновенно во втором этаже, а над ними размещались терема и вышки, называвшиеся также чердаками, так как они находились под самой крышей хором. Это были также нежилые комнаты, без печей, но с большими красными окнами, устроенными во всех четырех стенах, если терем имел свою крышу, или устраивался между стропилами четырехскатной крыши; если же терем устраивался между стропилами двухскатной крыши, то окна его делались в ее фронтонах. Говоря иначе, в последних двух случаях терема находились в тех подкровелъных пространствах, которые мы теперь называем чердаками*.

 

 

Терема и вышки имели такое же назначение, как и сени, над которыми они, по большей части, и устраивались. Обычно вышки по занимаемой ими площади были меньше нижележащих сеней, что давало возможность устраивать вокруг них балконы — «гульбища», как их тогда называли. В очень затейливых хоромах вышки устраивались иногда в несколько ярусов и увенчивались смотрильнями — маленькими башенками, из которых открывался широкий кругозор, то есть по современной терминологии — бельведерами.

 

Что же касается служебных помещений, а именно кухонь, чуланов, кладовых, мыленок (бань) и жилья для прислуги, то они частью помещались в подклетном этаже, частью же в отдельных срубах, соединенных переходами или сенями, или же совершенно стоящих особняком. Следует однако заметить, что в сенях очень часто отделяли переборками маленькие «чуланы» и «каморки», которые служили кладовыми, а в помещениях теплых такие же чуланы и каморки являлись спальнями тех прислуг, которых хозяева хотели иметь всегда под руками.

 

Наконец, в различных малозаметных местах хором прирубались отхожие места, называвшиеся «задцами» и «придельцами».

 

Таковы были типичные богатые хоромы в отношении их внутреннего распорядка, насколько об этом можно судить по памятникам письменности и по тем, весьма немногим, чертежам, которые сохранились до нашего времени. Повторяем однако, что никаких шаблонов или нерушимых традиций для размещения отдельных помещений хором не существовало и каждый хозяин строился так, как находил для себя удобнее, примером чего может служить древний план загородных царских хором (рис. 75). Как видно из названий отдельных помещений, хоромы эти предназначались для отдельного житья самому хозяину и были очень поместительные, так как имели подклеть, о чем можно судить по повалуше, возвышавшейся над нижним и средним «житьями» (* то есть этажами).

 

 

План этот особенно интересен тем, что он, в сущности, представляет собой нечто среднее между планом и фасадом, как мы их понимаем в настоящее время. Наши же предки, очевидно, не считали нужным иметь отдельного чертежа для фасада здания, а ухитрялись дать о нем некоторое представление, совмещая, так сказать, вертикальную проекцию здания с горизонтальной. В самом деле, план собственно изображает среднее житье хором, то есть второй их этаж, но повалуша (не комната — а вся башня) начерчена как бы в разрезе, с показанием даже ее островерхой крыши.

 

Равным образом, к правому верхнему углу плана причерчен чердак, который, в сущности, находился выше, а именно над сенями и над третьей комнатой и был устроен в их четырехскатной крыше. Наконец, все окна и двери показаны также в их вертикальной проекции. К сожалению, план не снабжен масштабом, вследствие чего о величине покоев можно судить лишь приблизительно, основываясь на ширине ступеней двух крылец; но за исключением этого древний чертеж настолько ясен, что позволяет даже сделать в общих чертах реконструкцию этих хором (рис. 76.** Реконструкция исполнена А.А. Потаповым. «Очерк древней русской гражданской архитектуры». М., 1902.).

 

Вполне ясное представление о внутреннем распорядке древних хором дают планы коломенского дворца, первоначальная постройка которого относится ко времени Феодора Иоанновича. Дворец этот не раз ремонтировался и перестраивался; так, например, в 1640 г., при царе Михаиле Феодоровиче, на месте старого был построен новый, который в свою очередь подвергся серьезным изменениям в 1649—1650 гг., при царе Алексее Михайловиче. Тишайший царь очень любил село Коломенское и подолгу в нем живал; поэтому, не удовлетворившись перестройкой 1649—50 гг., он приказал в 1667 г. снести старые хоромы и срубить новые, что и было приведено в исполнение плотничным старостой Семеном Петровым и плотником Иваном Михайловичем Стрельцом, закончившими все работы в 1671 г. Наконец, последняя серьезная переделка дворца была произведена при царе Феодоре Алексеевиче, который приказал: «Отцовскую повалушу разобрать и на том месте поставить столовую». В 1767 г. дворец был разобран, но, к счастью, предварительно были сделаны подробные его чертежи и модель.

 

Верхнее житье   Хоромы государевы: 1. Крыльцо переднее: а) передний рундук, б) лестница или всход, в) верхний рундук. 2. Передние сени: г) всхожий рундук в переднюю. 3. Передняя: д) рундук «царского места». 4. Комната: д) рундук «царского места»; е) среднее красное окно. 5. Комната третья. 6. Комната четвертая. 7. Комната пятая. 8. Сени проходные. 9. Сени: ж) нужной чулан, з. лестница к теремам. 10. Сенцы. 11. Боярская или отхожая избушка. 12. Сени. 13. Заднее крыльцо. 14. Сени и переходы к столовым сеням; лестница вниз, где всходили с кушаньем; гульбище или парапет, с которого лестница вверх вела в государевы чердаки или терема. 15. Столовые сени: и) особое отделение столовых сеней, где входили с кушаньем. 16. Столовая, прежняя повалуша; к) лавки.   Хоромы царевича: 17. Сени или переходы к хоромам царевича и царицы. 18. Сени царевичевых хором. 19. Передняя. 20. Комната. 21. Чулан светлый, устроенный, вероятно, для детских игр. 22. Всход в чердаки или терема.   Хоромы царицы: 23. Крыльцо. 24. Сени передние. 25. Сени задние, обширные, устроенные, несомненно, для девичьих игр. 26. Передняя. 27. Комната. 28. Комната третья. 29. Сени перед отхожею комнатою боярынь. 30. Отхожая комната, где собирались боярыни. 31. Сенцы. 32. Всход вверх в царицыну светлицу и в терема. 33. Сени или переходы. 34. Переходы к церкви. 35. Церковь Казанской Богородицы. 36. Крыльцо заднее. 37. Переходцы.   Хоромы больших царевен: 38. Сени задние. 39. Сени передние. 40. Крыльцо переднее. 41. Передняя. 42. Комната. 43. Комната третья. 44. Переходы к средним хоромам царевен.   Средние хоромы царевен: 45. Сени. 46. Чулан. 47. Крыльцо. 48. Сени задние. 49. Передняя. 50. Комната. 51. Комната третья. 52. Переходцы.   Задние угловые хоромы царевен: 53. Сени. 54. Передняя. 55. Комната. 56. Комната третья. 57. Сени: н) чуланчик, о) чулан с потайной дверью в нижние сени. 58. Крыльцо заднее, что к портомойным избам. 59. Крыльцо заднее. 60. Сени мыленные. 61. Мыльня.   Четвертые хоромы царевен: 62. Комната. 63. Комната. 64. Передняя. 65. Сени; п) всход в терема. 66. Задние сени к саду. 67 и 68. Чуланы кладовые. 69. Мыльня. 70. Стряпущая избушка. 71. Крыльцо. 72. Переходы к хоромам царицы. 73. Мыльня царицы. 74. Переходы к стряпущей избушке и к оружейной избушке. 75. Сход на низ. 76. Стряпущая избушка. 77. Сени перед оружейною: р) дверь в сад, с) сход на низ. 78. Оружейная избушка: т) чулан или казенка.   Нижнее житье   79. Сени государевой мыльни: у) чулан. 80. Мыльня государева: а) полок, 6) печь. в) лавки. 81. Лестница сверху из хором в мыльные сени. 82-86. Подклеты под передними государевыми хоромами. 87. Сени. 88. Крыльцо. 89. Подклет. 90. Чулан. 91. Рундуки перед подклетами. 92. Подсенье, где стояли кареты, колымаги, кошевые телеги. 93-96. Мастеровой и другие подклеты под хоромами царицы. 97. Чулан нужной. 98. Крыльцо или рундуки перед подклетами. 99. Подсенье. 100. Подклеты под хоромами царевича. 101. Сени. 102. Подклеты под хоромами царевен больших. 103. Подсенье. 104. Чулан, что с кушаньем входят. 105-107. Подклеты средних хором царевен. 108-109. Сени или подсенье. ПО. Подсенье третьих царевниных хором. 111—113. Подклеты. 114. Сени с дверью на крыльцо к портомойным избам. 115. Мост или рундук. 116-118. Подклеты четвертых царевинных хором. 119. Рундук перед подклетами. 120. Подсенье. 121. Подклет под оружейною. 122. Сени. 123. Чулан, из которого с кушаньем всходят. 124. Двор государевой мыльни. 125. Всхожий рундук перед подклетами государевой столовой. 126. Мост или рундук перед теми же подклетами, где стоял стрелецкий караул. 127. Подклеты. 128. Кружальные ворота под столовыми сенями, на внутренний двор к хоромам царицы. 129. Каменная ограда: а) ворота в сад. 130. Каменный столб для солнечных часов, называемый теперь челобитным.   Примечание. План коломенского дворца времен царя Алексея Михайловича, изображающий первоначальное расположение этих хором, находится в собрании чертежей XVII столетия, изданных при II томе записок Славянорусского Отд. Археол. Общества, под № XXXIII. Хотя на этом древнем плане и нет обозначения, что он изображает коломенские хоромы, но по сравнении с прилагаемым планом XVIII столетия легко убедиться, что это план одного и того же здания, распространенного впоследствии пристройками.

 

Останавливаться для подробного описания помещений этого обширного и великолепного дворца мы не станем, так как прилагаемые чертежи его планов (рис. 77) сами собой дают яркую иллюстрацию всего сказанного о хоромах вообще, типичным представителем которых он являлся, но лишь в значительно большем масштабе по сравнению с хоромами купеческими или даже боярскими; тем не менее, несмотря на то, что коломенские хоромы были жилищем самого великого государя, мы видим в них все те же и так же расположенные помещения, как и в хоромах боярских, с присоединением лишь таких, без которых царский дворец обойтись не мог, как, например, «отхожая комната» в хоромах царицы, в которой собирались боярыни перед выходом царицы.

 

Что касается внутренней отделки покоев деревянных хором, то, к сожалению, не сохранилось никаких ее изображений и говорить о ней приходится лишь на основании различных памятников письменности. Не говоря уже о том, что над внутренним убранством богатых хором работало много столяров — специалистов по мебели, а также обойщиков; на отделку покоев — на «хоромный наряд» приходилось потратить много сил различным мастерам чисто строительного цеха.

 

Если стены оставались бревенчатые, то они или начисто обтесывались и даже выскабливались, но при этом каждое бревно сохраняло круглую форму, или же всю их поверхность обтесывали под одну плоскость, что носило название «выскабливать в лас». Однако, в большинстве случаев, стены комнат обшивались красным, то есть тщательно выстроганным тесом, причем очень часто вместо гладкой обшивки прямью или в косяк, которую делали плотники, обшивка стен делалась столярной работы, то есть в виде различных, подчас очень замысловатых, филенок и, кроме того, покрывалась резьбой.

 

Междуэтажные перекрытия хором состояли из наката; в менее важных комнатах накат не подшивался тесом, но бревна его, подобно венцам стен, или гладко обтесывались, или «выскабливались в лас». В более парадных помещениях устраивали «подволоки»*, то есть подшивали накат тесом впрямь или в косяк. К подволокам относились с особенной любовью и поэтому в самых парадных или любимых комнатах их делали филенчатыми (столярной работы), резными, украшенными слюдой, литым оловом, вырезками из белого железа или жести; наконец, их расписывали, серебрили и даже золотили. Существовал термин: «вислая подволока», обозначавший, вероятно, особенно рельефную резьбу потолка, некоторые части которой значительно свешивались вниз, выступая из общей ее поверхности.

 

 

Полы* в жилых комнатах настилались («мостились») обычно из теса, а в непокоевых хоромах устраивался особого рода паркет. Такой паркет мостили «дубовым кирпичом», то есть дубовыми дощечками толщиной в 2—3 вершка; дощечки имели или квадратную форму (6—8 вершков в стороне), или удлиненную. В последнем случае бруски мостились в косяк, и самый пол назывался тогда «косящатым». Основой для дубового кирпича служил слой песка, смешанного со смолой или известью; паркеты эти не натирали воском, как современные, но раскрашивали под мрамор или в два тона.

 

 

Как уже не раз говорилось выше, окна были красные или волоковые. Основой для тех и других служили рамы (окончинные станки), к которым в красных окнах крючками или петлями прикреплялись «отворные» или «подъемные» окончины, то есть переплеты. В волоковых окнах окончины были по большей части «задвижные», но иногда устраивались и отворные; в таких случаях волоковое окно отличалось от красного только меньшим размером. Выше мы уже говорили о том, что окончины обычно затягивались паюсом - рыбьим* пузырем, который был сравнительно дешев; гораздо выше ценилась слюда и в особенности стекло. Так как размеры стекол того времени были очень невелики, а большие куски слюды, вследствие ее хрупкости, по необходимости нужно было бы делать толстыми и, следовательно, малопрозрачными, то горбыли оконных переплетов приходилось делать частыми. 

 

 

Обыкновенно переплеты делались из железа в виде различного узора решеток, прикрепленных к железным же рамкам, которые уже, в свою очередь, вделывались в деревянную обвязку окончин. Самый узор решеток был очень разнообразный: «обращатый, клинчатый, кубчатый, косящатый, кругчатый» и т.д., то есть в зависимости от того, какую форму имел отдельный элемент решетки — форму прямоугольника, треугольника, квадрата, поставленного на угол, ромба, круга и т.д. В центре же решетки обыкновенно устраивался круг для самого большого куска слюды или стекла. Для более плотного укрепления слюды или стекла в решетке окончин употреблялись сверх замазки оловянные бляшки различной формы: «денежки, репейки, орлики» и т. д., так что все то вместе взятое имело очень богатый и красивый вид, в особенности, когда слюда расписывалась прозрачными красками, а бляшки покрывались позолотой. Само собой понятно, что одиночные переплеты, несмотря на то, что их обивали сукном, сильно пропускали холод; поэтому всегда устраивались вторые (зимние, как мы их теперь называем) переплеты, называвшиеся «вставнями» или «ставнями». Их делали или сплошными деревянными (глухими), или такими же, как наружные окончины, т. е. в виде решеток со слюдой или стеклом. Однако, в сильные морозы даже и вставни не уберегали от стужи, поэтому в богатых хоромах всегда имелись «втулки», то есть деревянные щиты величиной во все окно, вставлявшиеся изнутри. Этими же втулками окна закрывались на ночь во всякое время года. В нижнем этаже втулки не делались; их заменяли собой ставни («затворы» или «притворы»), устраивавшиеся или вставными, как втулки, или затворяющимися — на петлях.

 

Так же, как и снаружи, просветы окон окаймлялись изнутри хором наличниками, верхи которых украшались «причелинами и подзорами», то есть своего рода сандриками и фронтонами, которые вместе с наличниками украшались в каждой комнате тем же способом, что и потолок, а именно, если потолок был резной, то и наличники покрывались резьбой, если потолок был расписной, то и наличники расписывались и т.д.

 

 

Наличниками же украшались и дверные проемы; а дверные полотнища получали удивительно красивую внешность благодаря узорчатым приборам тонкой кузнечной* работы. Насколько затейливы были все эти «жиковины»**, скобы и личинки, можно судить по рисункам 78 и 79, на которых изображены части приборов внутренних дверей, а именно петля — «жиковина» и замки XVII века. Весь прибор обыкновенно покрывался полудой, серебром или даже золотом, отчего он очень выигрывал, в особенности тогда, когда дверные полотнища обивались цветным сукном.

 

 

 

В каждом покое, у всех его стен устраивались лавки — обычай, целиком вынесенный из деревенской избы, причем, даже названия лавок оставались те же: у окон — красные лавки, вдоль стены переднего угла (стена противоположная двери) — передние лавки; а лавки около двери — коник. Лавки делались из толстых и широких досок и утверждались на резных или точеных ножках, называвшихся «подставками» или «стамиками». Обрез досок сидений закрывался обыкновенно тесом («опушкой»), который часто покрывался резьбой (рис. 80).

 

 

Одним из самых видных украшений всяких хором являлись изразцовые («образчатые») печи. Изразцы («образцы») были двух сортов: поливные и красные (не покрытые глазурью); поливные, в свою очередь, различались по цвету поливы, причем преимущественно употреблялись «ценинные» (синего цвета) и «мурамленные» (зеленые); однако, в большом ходу были также изразцы, покрытые узорами или изображениями трав, цветов, животных и даже людей. Такие изображения иногда делались рельефными и расцвечивались зачастую поразительно красивыми сочетаниями тонов.

 

Печи из красных изразцов обыкновенно сплошь раскрашивались в один тон, а у печей из поливных изразцов прописывались в соответственные тона только швы.

 

По общей своей форме печи были прямоугольные или круглые, но по богатству деталей они были очень разнообразны, начиная от самых простых, гладких и кончая весьма сложными, то есть с карнизами, колонками, арочками, городками, ножками, полочками и т. д. Податливость материала (глина) и богатство красок поливы давали полный простор художественной фантазии, и русские гончарные мастера умели использовать этот простор и показать при этом свое, подчас удивительно тонкое, понимание красочных эффектов, красоты целого и изящества деталей. Для примера помещаем три снимка (рис. 81 и 82), которые, к сожалению, только наполовину передают впечатление, производимое печами в натуре, так как на них не видно прелестного сочетания красок их изразцов.

 

Большие печи, например, с лежанками, клались обыкновенно в нижних этажах, верхние же этажи отапливались или более легкими, например, круглыми или угловыми печами, или же согревались особыми «проводными трубами» с душниками, через которые проникал теплый воздух из особых печей (вроде калориферов), устраивавшихся в подклетах. Как проводные, так и обыкновенные трубы очень часто отделывались изразцами, а поверх кровли им придавали художественную обработку в виде теремков или шатриков, украшали узорочной кладкой или также обкладывали изразцами и, наконец, завершали металлическими, подчас тоже затейливой формы сетками, охранявшими отверстия труб от сора и от посягательства галок вить в них гнезда.

 

Из всего сказанного о внутренней отделки хором видно, насколько пристрастен был Петрей, говоря, что внутри русских домов найдешь немного такого, чем бы можно было похвалиться. В действительности же, если судить по тем деталям внутренней отделки, которые до нас дошли, а именно по дверным приборам и печам, то можно прийти к заключению, что русские зодчие любовно и со вкусом разрешали вопросы внутренней отделки хором. Если же принять во внимание, что не только стены и двери, но также полы и лавки, подоконники и втулки очень часто обивались («наряжались») сукном*, то придется прийти к заключению, что наши предки умели и любили устраиваться у себя в хоромах не только красиво, но и очень уютно.

 

 

Теперь перейдем к внешнему виду хором.

 

Подобно тому, как в плане русские зодчие не стремились к симметрии, не втискивали план в заранее придуманную схему, так и во внешней композиции они вовсе не считались с симметрией и не находили нужным как-нибудь замаскировать фасадом разбросанность очертаний плана. Поэтому хоромы внешним своим видом обыкновенно представляли сложную и на современный взгляд, быть может, несколько пеструю группу разновидных частей, то высоких, то низких, то тесно прижатых друг к другу, то отдельно стоящих и соединенных в одно целое лишь переходами, причем почти каждая из них носила отпечаток своеобразного склада красоты. Над всем этим высились не менее богатые по разнообразию своих форм крыши, на художественную обработку которых русские люди обращали особенное внимание, считая их как бы головными уборами зданий; с одинаковой заботливостью и любовью отделывались крыльца и окна; первые — как одна из самых видных частей здания, ранее других останавливавшая на себе взоры входивших на двор, а окна — в силу того, что наши предки отождествляли их с очами хором и поэтому они, как людские глаза, должны были глядеть ясно и красиво.

 

В XVI и XVII столетиях точно так же, как и в более отдаленное время, крылец в каждых хоромах было несколько, иногда очень значительное число, что объясняется тем, выше указанным обстоятельством, что отдельные части хором имели совершенно самостоятельное назначение и, следовательно, должны были обслуживаться специально построенными для них крыльцами. Насколько подчас велико было число крылец в хоромах, мы можем судить по дошедшим до нас изображениям наружного вида сольвычегодских хором Строгановых (рис. 83) и дворца в селе Коломенском (рис. 84, 85 и 86). К сожалению, на первом рисунке крыльца не изображены, однако, наружные двери второго этажа ясно говорят о том, что к ним вели отдельные высокие крыльца, так как через подклеты устраивались лишь служебные или потайные лестницы и, следовательно, двери второго этажа не могли выходить на балконы («гульбища»). В зависимости от той же самостоятельности назначения отдельных частей хором, крыльца разделялись на «передние» и «задние», отвечая, таким образом, современным парадным и черным подъездам и лестницам.

 

Государевы хоромы: а) передний рундук крыльца, план 1, а; б) верхний рундук; в) передние сени, пл. 2; г) передняя, пл. 3; д) комната, пл. 4; е) комната третья, пл. 6; ж) светлица; з) сени перед нею; и) столовая, пл. 16; и) столовые сени, пл. 15; к) терема или чердаки; л) подклеты, пл. 82, 83, 127; м) рундуки стрелецких караулов, пл. 91, 125; н) ворота во внутренний двор к хоромам царицы.   Хоромы царевича: о) комнаты, пл. 19,20; п) терем, р) верхние чердаки; с) переходы меж ними; т) подклеты с рундуком; у) государева мыленка, пл. 80.

Государевы хоромы: боковая сторона столовой и переднего крыльца.   Хоромы царицы: а) крыльцо, пл. 25; б) верхний всход; в) сени, пл. 24; г) передняя, пл. 26; д) комната, пл. 27; е) комната третья, пл. 28; ж) отхожая комната, где собирались боярыни, пл. 30; з) светлица; к) терема под кровельною бочкой, в которой также находились терема-чердаки; л) подклеты, пл. 93-96; м) стрелецкие рундуки, пл. 98; н) чулан нужной, пл. 97; о) ворота к хоромам царевича.   Хоромы царевен: а) крыльцо о двух всходах к хоромам больших царевен, пл. 40; б) верхний всход; в) сени, пл. 39; г) передняя, пл. 41; д) комната, пл. 42; е) сени других царевниных хором, пл. 45; ж) передняя, пл. 49; з) комната, пл. 50; и) крыльцо, пл. 58; к) терема; л) подклеты, пл. 102, 105, 106; м) задние хоромы царевен, пл. 57 и пр; о) поперечный разрез переходов к церкви Казанской Богородицы.

Государевы хоромы: задняя их сторона со стороны Казанской церкви. Хоромы царевен: 1) Хоромы больших царевен, пл. 42, 43. 2) Средние хоромы царевен, пл. 50,51.3) Задние угловые хоромы царевен, пл. 55,56.

 

«Задние» крыльца устраивались, сообразуясь только с требованиями удобства, то есть без особой заботы о красоте их внешнего вида, но зато «передние» крыльца отличались богатством своих архитектурных форм и затейливостью. Тем не менее, сильно отличаясь друг от друга по размерам и деталям, основные формы передних крылец компановались зодчими-плотниками под влиянием не случайной фантазии, а опять-таки в силу прочно сложившихся уставов и обрядов жизни, в зависимости от которых хозяин должен был встречать гостей. Поэтому каждое переднее крыльцо, как бы просто или сложно оно ни было, необходимо должно было иметь нижний рундук (площадку), на котором хозяин встречал более почетных гостей, и верхний рундук, на котором он поджидал поднимающегося по лестнице менее важного или знатного гостя.

 

Если крыльцо имело один лестничный марш, который обыкновенно располагался перпендикулярно к лицу здания, то крыльцо имело только два рундука, а если маршей было два, устраивавшихся под прямым углом друг к другу, то необходимо появлялся третий — средний рундук. Устраивались, по-видимому, и такие крыльца, в которых от среднего рундука шли два марша в противоположные стороны к двум дверям стоящих рядом самостоятельных помещений, и тогда крыльцо было о четырех рундуках. Изображений такого типа хоромных крылец не сохранилось, но нет причины отрицать их существования, так как они, во-первых, существовали в хоромах каменных, которые по существу своему были такими же, как и хоромы деревянные, и, во-вторых, в деревянных церквах.

 

Таковы были общие приемы композиции крылец; что же касается их деталей, то останавливаться на разборе их мы не будем, так как они ясно видны на приведенных изображениях Коломенского дворца и по существу своему мало чем отличаются от уже знакомых нам деталей крылец крестьянских изб.

 

Те же рисунки фасадов коломенского дворца позволяют нам составить себе представление о разнообразии характера обработки окон. В самом деле, мы видим здесь очень разнообразные типы наличников, начиная от самых простых, в виде гладких рамок (подклет хором царицы), и кончая такими богатыми, как средний наличник государевых комнат и наличник среднего же окна во втором ярусе хором царицы*.

 

 

Промежуточными типами являются, во-первых, наличники окон во втором ярусе хором царевен, где гладкие обрамления прикрыты сверху сливными досками, во-вторых, наличники окон в шатре хором царицы, у которых поверх гладких обрамлений высятся гладкие же треугольные фронтончики; в шатрах хором царевича треугольные фронтончики заменены дуговыми; в-третьих, наличники с различной степенью богатства орнаментации как обрамлений, так и венчающих частей.

 

Не менее разновидную форму имеют самые просветы окон. Так, в подклетах они преимущественно квадратные или несколько вытянутые в горизонтальном направлении; последние, однако, встречаются и во втором этаже, например, по бокам красных окон в хоромах царевен. Далее идут прямоугольные окна всевозможных пропорций, начиная от близких к квадратной форме и кончая такими, у которых отношение ширины к высоте равняются 1:2; затем просветы с килевидным верхом, треугольным или лучковым. Наконец, на изображении хором Строгановых видны окна с полуциркульными верхами и окна полукруглые.

 

На изображениях коломенских хором совершенно не видно оконных переплетов, а между тем богатство и разнообразие их форм, с которыми мы уже познакомились выше, в значительной мере способствовали общей красоте окон, маскируя не совсем иногда удачные пропорции их просветов. То же самое можно сказать и о наружных ставнях, о которых мы также упоминали несколько выше.

 

Что касается обработки дверных проемов, то они или совсем не обрамлены наличниками, или последние представляют собой гладкие рамки. Следует, однако, заметить, что на рисунках видны только двери подклетов, которые обыкновенно оставлялись без всякой художественной обработки, двери же второго яруса, закрытые на изображениях хором крыльцами, имели, вероятно, более богатую обработку, в виде резных наличников с различными венчающими композициями, то есть обрабатывались так же, как и двери внутренние: с красивыми наличниками и створами, украшенными резной «кузнью».

 

Скажем несколько слов об отделке поля стен хором. Если рубленые стены оставлялись не обшитыми тесом, то бревна венцов кантовались, то есть приводились к одному диаметру по всей их длине, и гладко выстругивались, причем углы клетей, как это видно на рисунках Коломенских хором, очень часто рубились с остатком. Если же стены обшивались тесом, то это делалось не с одной только целью сделать их менее теплопроводными, но также и с эстетической целью, поэтому обшивка делалась или «в закрой»*, или «вгладь», т. е. горизонтальными или вертикальными рядами, или же, наконец, «в косяк», причем в последнем случае получались иногда довольно сложные узоры, как, например, на верхней части средней повалуши Строгановских хором. Стены верхних ярусов хором, а именно, чердаков и теремов, делались легкими, «забирались в столбы», то есть состояли из нижних и верхних обвязок и стоек, пространство между которыми заделывалось или тонкими бревнами, или досками, как, например, в хоромах царицы коломенского дворца**.

 

 

 

При стенах, обшитых тесом, этажи хором отделялись один от другого междуэтажными карнизами, состоявшими из резных тесин («подзорин»), прикрытых сверху отливными досками («полицами»). Таким образом, междуэтажные карнизы не только служили украшением стен, но и защищали их от потеков дождевой воды. Венчающих карнизов никогда не делали - их заменяли полицы крыш, которые устраивались со значительным выносом и, подобно междуэтажным карнизам, украшались подзоринами с богатой резьбой.

 

Немалую красоту хоромам придавали ограждения гульбищ и перила лестниц. Как те, так и другие делались или сплошные, или же сквозные, то есть решетчатые, или из балясин («балясы», «гудки»). Последними, например, были ограждены гульбища теремов государевых хором в коломенском дворце, а перила лестницы хором царевен в том же дворце были устроены сплошными.

 

Переходя к обзору типов хоромных крыш, отметим, что в старину их приходилось делать гораздо круче, нежели в настоящее время, так как обычным материалом для кровель служило дерево (тес, дрань, гонт и лемех), которое при пологих крышах загнивало бы очень быстро. Поэтому, какую бы ни придавали форму крыше, на первом месте всегда стояла забота о том, чтобы на ней не задерживались ни дождевая вода, ни снег, а затем уже думали о красоте ее форм и пропорций. Наименее сложными были двухскатные крыши, устраивавшиеся как над квадратными, так и над прямоугольными в плане срубами, причем в городских постройках таким крышам придавали обыкновенно большую высоту по сравнению с высотой крыш деревенских, но все же в зависимости от ширины здания; обычно высота подъема двухскатной крыши равнялась приблизительно ширине помещения, как это видно на изображении хором Строгановых.

 

Четырехскатные крыши устраивались очень часто и, в зависимости от их высоты, а также от формы их плана, носили различные наименования. Так, четырехскатная крыша над квадратным в плане срубом, имевшая высоту, равную стороне квадрата плана, называлась колпаком', если же высота крыш такой формы равнялась стороне квадрата основания, увеличенной в полтора или два раза, то такие крыши назывались шатрами. Однако, шатрами же назывались также высокие пирамидальные крыши, имевшие в плане форму многоугольников, преимущественно шестиугольников или восьмиугольников*.

 

 

Такие многогранные шатры ставились по большей части над крыльцами, тогда как четырехгранные шатры венчали собой обыкновенно повалуши. Что же касается пирамидальных крыш над квадратными срубами, имевших высоту меньшую величины стороны квадрата, то такие крыши особого названия не имели, быть может потому, что устраивали их, в силу указанной выше причины, сравнительно редко.

 

Четырехскатные крыши с горизонтальным коньком (кнесом, князем), то есть такие, у которых план имел форму прямоугольника, назывались, в зависимости от высоты их подъема, палатками, епанчами и скирдами. У первых высота подъема равнялась длине покрываемого крышей прямоугольника, у вторых — его ширине, а у третьих высота была средней между длиной прямоугольника и его шириной. Таким образом, из всех этих трех форм самыми высокими были крыши-палатки, поэтому коньки у них были самыми короткими.

 

Очень красивый вид имели крыши, называвшиеся бочками. Такие крыши ставились обыкновенно над прямоугольными в плане частями хором и, действительно, имели вид бочек, положенных по длине строения и срезанных для этой цели в их нижних округлостях, а вверху заостренных ребром для предохранения от дождя и снега. Иначе говоря, контур торцовых частей бочкообразных кровель имел килевидную форму, вполне отвечая контуру церковных глав луковичной формы, причем плотники любили придавать ему определенные пропорции, а именно: высота срезываемого внизу сегмента M (рис. 87) равнялась 1/3, 1/4 или 1/5 диаметра, а высота заострения бочки K равнялась высоте этого сегмента. Такой крышей были покрыты в коломенском дворце хоромы царицы.

 

 

Если сруб имел квадратную в плане форму, то его иногда покрывали двумя крышами-бочками, поставленными крест-накрест, так что их обрезы приходились на все четыре стороны, образуя особые фронтоны («очелья»). Такие крыши устраивались также часто и над крыльцами, причем над ними иногда возвышались еще «круглые» шатрики, как, например, над крыльцом государевых хором в коломенском дворце.

 

Наконец, над квадратными или многогранными помещениями устраивались также кровли в виде граненых куполов, называвшихся в первом случае «кубами», а во втором - шестигранниками и восьмигранниками; верх таких кровель всегда сводился в острие. Если же кубовастые крыши устраивались над прямоугольными в плане частями хором, то тогда верх их естественно должен был вытягиваться в горизонтальный конек. Как на пример крыши кубом укажем на крышу столовой государевых хором в селе Коломенском.

 

Таковы были наиболее употребительные формы крыш, однако, перечисленными примерами не исчерпывалось все их разнообразие, так как в тех же коломенских хоромах и хоромах Строгановых мы видим такие формы крыш, которые или представляют комбинации форм рассмотренных, например, над комнатами государевых хором и над хоромами царевича, или же формы совсем своеобразные, подчас даже вычурные, как, например, над большой повалушей строгановских хором.

 

Как уже указывалось ранее, в высоких крышах хором часто устраивались жилые помещения, для освещения которых приходилось устраивать в скатах крыши окна и слуховики, иногда в несколько рядов, что придавало крышам большую живописность, равно как этому же способствовал и самый материал кровель — лемех или чешуя, употреблявшиеся, впрочем, только для крыш криволинейной формы, тогда как прямые скаты крылись в большинстве случаев просто тесом.

 

Наконец, красоту крыш дополняли различные, часто очень богатые гребни, стамики, шары и «прапорцы» (флюгарки), венчавшие их острия и коньки. Пристрастие русских зодчих к таким украшениям кузнечной работы было, по-видимому, очень велико, так как на одном коломенском дворце их можно сосчитать несколько десятков и притом очень разнообразных как по форме, так и по величине.

 

В памятниках письменности XVI и XVII вв. есть указания на раскраску некоторых наружных частей хором, например, ставней; это дает возможность предположить, что красками покрывались и другие части, хотя бы с целью предохранения их от загнивания. Если же принять во внимание, что влечение к полихромии всегда было свойственно русскому народу и что крестьяне и до сих пор очень часто прибегают к этому способу украшения внешности своих изб, то вполне допустимо предположить, что фасады древних хором богато раскрашивались, чем и заканчивалась их наружная отделка.