О всетло-светлая и украсно украшеная земля русская!
И многыми красотами удивлена еси:
Озеры многыми удивлена еси,
Реками, кладезями местночестьными,
Горами крутыми, холмы высокыми
Дубравами чистыми, полымы дивными ...
Городы великими, селы дивными ...

(Воинская повесть XIII века)

Нет, не случайно древнерусский поэт, обращаясь к прекрасной своей Родине, связал в единый образ природу, города и села!

Как часто мы, пораженные в сотый раз застывшей гармонией силуэта, затейливыми украшениями поэтичных и приветливых, суровых или причудливых сооружений, что оставили нам в наследие наши далекие предки, ощущаем свое единство с родной русской землей.

Архитектура прошлого влечет нас как русская песня, как сказание об отчизне, переданное нам ушедшими поколениями «из рук в руки». Величие народного духа, любовь к родине вложили они в облик поставленных ими по всей Руси городов и сел.

Деревянное зодчество России — то «слово» в общей русской культуре, которое «из песни не выкинешь». Его традиции коренятся где-то за пределами древнерусской государственности, в первом строительном опыте славян.

История нашего народа, его борьба с внешним врагом, быт, обычаи и верования, его противостояние суровой природе — все это отражено в памятниках деревянной архитектуры, дошедших до нашего времени. Огромная часть этих памятников — жилье ли, культовые ли сооружения — срублены из дерева мастерами, имена которых в большинстве случаев неизвестны нам, ибо не знатные бояре строили их, а простые смерды, мужики, крестьяне. Сменив соху на топор и долото, рубили они «города», ставили избы, бани или возводили храмы «о тридцати вереях», «о двадцати стенах», «великие» и «чудные».

Их творческая мысль работала всегда в соответствии с прямым назначением постройки. Многовековым строительным опытом они постигали законы той разумной красоты, в которой высшая целесообразность перерастала в художественно совершенные архитектурные формы. 

Деревянное зодчество Руси — поистине народное зодчество, ибо дерево для народа всегда было основным строительным материалом. Русский человек испокон веков породнился с лесом. Из леса он строил себе жилье, мастерил домашнюю утварь; лесные чащи укрывали его от врагов, а дичь, мед и воск, драгоценные шкурки соболей и куниц, лисиц и горностаев были немалым подспорьем в его торговых и дипломатических связях.

Наши предки селились в основном в лесных областях страны, ибо степь долгое время была ареной боев с кочевниками. Печенеги, половцы, а затем и татарские орды хозяйничали там, разоряя русские села и города. Именно последнее обстоятельство и заставило «храбрых русичей» наряду с небольшими сельскими поселениями «рубить города», укрепленные высокими валами и стенами. «Город» в понимании древнерусского человека и означал уже укрепленное место. Ограждая себя от внешнего врага, Русь еще в X веке превратилась в «страну городов». И с тех пор количество их непрерывно увеличивалось.

Деревянное зодчество прошло огромный путь — от примитивного сруба, с печью, топящейся по-черному, до грандиозных хором дворца в Коломенском со сложным расположением построек, изобилием переходов и крылец, всевозможных украшений. Века минули, прежде чем островерхий языческий храм и сторожевые башни древних городищ трансформировались в культовые христианские постройки, в мощные крепостные сооружения русских городов.

В своем развитии деревянное зодчество достигло высот поистине небывалых. И недаром Коломенский дворец Алексея Михайловича считали «восьмым чудом света», а народный зодчий Нестер, как гласит предание, кончив постройку Преображенской церкви в Кижах и бросив топор в Онего, с полным правом на то сказал: «Не было, нет и не будет такой».

Но чтобы мастер Нестер мог совершить это двадцатидвухглавое чудо, много поколений «древоделов» — народных умельцев подготовили этот великолепный взлет творческой фантазии и строительной техники.

Деревянное зодчество выработало множество типов жилых, хозяйственных, оборонительных и культовых сооружений. Некоторые наиболее интересные из них представлены в альбоме.

Бесспорно, что деревянное зодчество Руси древнее каменного, но если до нашего времени дошли каменные постройки даже XI века, то основная масса сохранившихся построек деревянной архитектуры датируется XVII, XVIII и XIX веками. И, как правило, самые древние из них — это культовые сооружения, расположенные в небольших селениях, где они обычно стоят в отдалении от жилья.

Дерево как строительный материал не слишком долговечно, хотя при известном стечении обстоятельств деревянный сруб может существовать несколько столетий. Но главным злом деревянной постройки были пожары. Все русские летописи полны сведений о «великих пожарах». Дотла выгорали целые города, постоянно уничтожались жилища, крепости, культовые сооружения.

Города всегда развивались интенсивнее, чем села, а начиная с петровского времени, их облик стремительно менялся, вслед за породившим эти изменения ростом промышленности и торговли. И так немного осталось городов, где дерево в постройке преобладает, что нам теперь трудно представить себе древнерусский город, окруженный рубленой стеной.

Однако окраины России, такие, как Север, Урал и Сибирь, в силу их удаленности от центра, были хранителями старых народных традиций. Всевозможные архитектурные новшества доходили туда медленно. Огромные таежные массивы позволяли заготовлять отборный и дешевый строевой лес, деревянному строительству отдавалось предпочтение до самого последнего времени. Именно эти районы России богаты старинными образцами сельского и городского деревянного зодчества. И хотя самые ранние из них датируются в основном XVII веком, изучение деревянных построек Севера и Сибири в сопоставлении их с древними изображениями и описаниями, содержащимися в исторических документах, помогает воссоздать основные этапы развития русского деревянного зодчества.

Бесценные сведения о более древнем периоде развития деревянной архитектуры дают нам летописи и другие письменные документы, наполненные сообщениями о постройках городов, церквей, хором и мостов.

Деревянные постройки изображаются и на древних иконах и на старинных планах русских городов. Целый комплекс деревянных сооружений мы видим на редчайшем документе XVII века, плане Тихвинского монастыря (см. форзац альбома),— шатровую церковь, избы, ограды, частоколы и даже колодец с журавлем.

Рисунки и гравюры посетивших Россию в XVI—XVII веках иностранцев, таких, как Герберштейн, Олеарий, Мейерберг, Пальмквист, помогают восстановить облик городов и сел допетровской Руси и особенности отдельных сооружений.

Представление о характере и основных типах деревянного строительства на Руси, полученное в результате изучения древних источников, как бы закрепляется после знакомства с постройками более поздних веков, дошедшими до настоящего времени.

Не свидетельство ли это некоторой застойности в развитии деревянного зодчества? Ведь общие строительные принципы, судя по всему, невероятно устойчивы. Если сравнить постройки на плане Тихвинского монастыря с теми, что ныне существуют и относятся к более близкому нам времени, мы найдем немало похожих даже в деталях. Письменные источники изобилуют сообщениями, что русские плотники стремились строить «по старине», «как водится». Но, если внимательно посмотреть на бесподобные формы Кондопожской церкви, на удивительные по своей логичности конструкции кижской церкви Преображения и на веками разработанные планы крестьянских изб и усадеб, возникнет иное отношение к этой приверженности народных мастеров к узаконенным формам и конструкциям в деревянном зодчестве.

Деревянная архитектура выработала настолько совершенные приемы композиции и конструкции зданий, что долгое время они не требовали замены их новыми. Лишь удешевление пиленого леса (после появления в XVIII веке водяных, а затем и паровых лесопилок) позволило делать более дешевые стропильные конструкции верхов и увеличить количество резьбы на фасадах.

Задолго до того, как на Руси появилось кирпично-каменное строительство, деревянное зодчество уже выработало основные свои строительные устои. В то время, как древнерусские каменщики старались осмыслить и переработать в своем творчестве византийскую схему культового здания, принесенную на Русь с введением христианства, плотники с легкостью возвели в Новгороде тринадцатиглавую Софию. И в том, что каменное строительство на Руси с самого начала шло, можно сказать, семимильными шагами, поражая современников своей самобытностью, безусловно сказался колоссальный строительный опыт русских «древоделей».

Влияние деревянного зодчества на каменное особенно заметно на появившихся в XVI веке каменных шатровых храмах. Историки обоснованно связывают их появление с фактом подъема русского национального государства, образовавшегося в процессе борьбы с татаро-монгольским игом. Утверждение национального начала в архитектуре легло в основу небывалого взлета русского каменного зодчества, давшего миру такие памятники, как церковь Вознесения в Коломенском и Покровский собор что на Рву (храм Василия Блаженного) на Красной площади в Москве.

Коломенская церковь, о которой в летописи сказано: «Князь Великий Василий постави церковь камену Вознесение ... верх на древяно дело», прочно утвердила в каменной архитектуре шатер, форма которого дотоле была выработана в дереве.

Насаждавшееся «сверху» и удачно развитое в каменном культовом зодчестве каноническое пятиглавие старательно обходилось древоделами. А если основная схема плана и бывала соблюдена, то внешне деревянная церковь редко походила на своего каменного собрата.

Шатровое завершение настолько было привычно русским людям, что и в камне зодчие старались точнее воспроизвести любимую народом форму покрытия здания. А на севере России, в отдалении от центра, от Москвы народ продолжал строить «по старине», ибо шатер являлся воплощением народных представлений о красоте, сложившихся еще в дохристианскую эпоху.

Народный мастер всегда оставался верен традициям деревянного зодчества и стремился выявить в деревянной постройке ее конструктивную суть, исходящую из возможности сруба.

В строительстве каменных жилищ (как правило, богатых боярских и купеческих палат) также есть общие с деревянным зодчеством приемы композиции и планировки. Манера размещения палат вокруг сеней, наподобие того, как ставились избы «в две связи», наличие подклета и высоких крылец, ведущих во второй, жилой этаж, — черты, типичные для деревянного зодчества, в течение долгого времени процветавшие и в жилом каменном строительстве XVII века, а на окраинах России и в XVIII веке.

Само слово «подклет» утвердилось надолго в каменном строительстве Руси для обозначения нижнего этажа здания служебно-хозяйственного характера. Возникнув в деревянном зодчестве как хозяйственное помещение избы, подклет представлял собой нижнюю часть сруба-клети, которая кроме того предохраняла жилую часть дома от сырости и холода.

В крепостном строительстве также заметно влияние деревянных форм на каменные. Шатровое покрытие башен, граненые формы последних, вероятно, были отзвуками привычных представлений русского зодчего о крепостях, до середины XV века сооружавшихся исключительно из дерева. Постоянная опасность нападения со стороны внешнего врага создала такие условия для развития крепостей на Руси, что эволюция форм деревянных и каменных крепостей с XV века шла параллельно. Остатки деревянных крепостей XVII—XVIII веков, уцелевшие до наших дней, говорят о большом строительном искусстве зодчих-плотников.

Памятники русского деревянного зодчества создавались выходцами из народа, преимущественно из крестьянской массы, где каждый жил своим трудом, владел одинаково хорошо и сохой и топором. С очень давних времен плотники собирались в артели, которыми руководили наиболее талантливые и опытные мастера. В каждой артели наряду с мастерами были и ученики, что обеспечивало преемственность плотницкого дела. Большинство таких артелей переходило по стране с места на место, возводя разнообразные постройки по всей Руси. Именно такая плотницкая артель возвела в небывало короткий срок, немногим более чем за четыре месяца, стены вокруг Москвы в 1339 году.

Быстрота, с которой плотники могли возводить то или иное сооружение, была поистине сказочной. Недаром русские сказки наполнены событиями такого рода, как строительство дворца, или моста, или хором за одну ночь. А героем одной из сказок является волшебный топор! Поистине в руках русских древоделов любой топор мог стать волшебным, если в летописях встречаются упоминания об «обыденных» храмах (храмах, построенных в один день). Вероятно, на заготовку леса и обработку бревен уходил не один день, но непосредственно возведение постройки при достаточном количестве людей и при умелой организации было осуществимо в очень короткие сроки.

Артели, как правило, брались в основном за крупные сооружения; возведением небольших сельских построек занимались сами жители села или деревни, ибо каждому из них секреты плотницкого дела были переданы в наследство от отцов и дедов.

Каковы же были эти секреты? В чем суть строительного мастерства русских плотников? Прежде всего в вековом опыте строительства, которое велось преимущественно топором. В руках древоделов топор стал универсальным инструментом: топором рубили стены, делали украшения на домах и храмах, создавали уникальные безгвоздевые конструкции, прочность которых подчас удивляет и восхищает нас. Разумеется, нашим предкам известны были и долото и коловороты, но топор главенствовал над другими видами деревообделочных инструментов.

В процессе развития деревянного зодчества выработался тот своеобразный и устойчивый «плотницкий» язык, которым пользуются плотники и по сию пору.

Бревенчатые венцы из срубов вязали из «дерев» не длиннее 7—10 метров, при диаметре от 25 до 50 см. Для настила полов, потолков, изготовления различных мелких деталей употреблялись брусья, доски, пластины, тес. Основа всякой деревянной конструкции — сруб связывался на углах врубками, чаще всего с выпусками концов бревен, «в обло». Это самый древний и самый любимый русскими плотниками прием, который можно наблюдать и в современных избах. Прием «в лапу» — когда концы бревен стесывались — встречается реже. (В альбоме этот прием хорошо виден на срубе алтаря Кемского собора.)

Сам материал — бревно — предполагает прямоугольную форму сруба. В культовых и крепостных сооружениях плотники зачастую рубили восьмигранные или шестигранные срубы, что при той же длине значительно увеличивало площадь помещения.

Бревна обычно подбирались в соответствии с предполагаемым типом сооружения. Для построек большого общественного значения или для крепостных стен брались самые мощные, «закомелистые» бревна, более полуметра в диаметре. Так, московские укрепления 1339 года были сложены из бревен, достигавших в диаметре семидесяти сантиметров. Из таких же циклопических бревен рублены и некоторые сибирские избы. Изобилующая лесом Сибирь давала возможность строителям рубить лес на выбор.

Несомненно, первым срубом, который сделал человек, была жилая клеть, или, как впоследствии ее стали называть, поскольку она имела печь, — «истобка», изба. Клеть покрывалась обычно двухскатной крышей, в разных местностях имеющей разный подъем. Характерный «щипец» (фронтон) торцового фасада присущ всем жилым и хозяйственным постройкам, сооружавшимся на Руси из дерева. Эта форма крыш употреблялась и в культовом зодчестве.

Покрытия в церковном зодчестве были настолько разнообразны, и каждое по- своему так выразительно, что именно завершения храмов ставили последнюю точку в формировании того или иного типа церковного здания. В хоромном же строительстве они создавали небывалый по выразительности силуэт. «Восьмое чудо света» — Коломенский дворец восхищал всех, кто его видел (обветшалый дворец был разобран в XVIII веке по приказу Екатерины II), прежде всего разнообразием верхов. Шатры, бочки, кубоватые покрытия делали его силуэт затейливым и вместе с тем четким, как вологодское кружево.

Но, конечно, сложные кровли увенчивали лишь наиболее значительные сооружения, такие, как церкви, крепости, хоромы. Самым «типовым» покрытием было покрытие клетей, изб, которое отличалось простотой и нередко выполнялось без гвоздей. Древнейшей системой двухскатного покрытия была кровля на «самцах» — бревнах, как бы продолжающих торцовые стены сруба и образующих своеобразный бревенчатый фронтон. В самцы, размеры которых уменьшались соответственно снизу вверх, горизонтально врубались «слеги». На слеги укладывали тонкие бревна с оставленными на концах корневищами, которые на плотницком языке получили наименование «куриц». Курицы закреплялись на слегах врубками.

Загнутые концы куриц использовали для укладки на них водостока — бревна с желобом (на севере эта деталь именуется «потоком»). Конец потока нередко был украшен рубленым орнаментом. Поверх всего укладывали тес, нижние концы которого упирались в пазы потока, а верхние закреплялись на стыке «охлупнем» или «шоломом» — бревном, выдолбленным снизу. Иногда шолом прикреплялся к верхней «Князевой» слеге деревянными стержнями — «стамиками», «столбиками». Это придавало необычайную живописность облику крыши. Конец «шолома», завершающего фронтон избы, очень часто скульптурно обрабатывался. Головы животных и птиц украшали его. Особенно любимым мотивом для украшения охлупня была голова коня. Конь для русского человека так много значил в труде и рати! Поэтому сказочные «сивки-бурки» то и дело оживали в искусных руках «древоделей» и воздвигались на самом видном месте избы — на вершине фронтона, а строительный термин «конек крыши» до сих пор живет в архитектурном языке.

Но не один конек украшал избу; резьбою разного характера и типа украшались и «причелины», закрывающие собою концы слег, выходящие на фронтон. На стыке причелин висела вертикально покрытая ажурной резьбой доска — «полотенце» или «ветреница». Конец ее почти всегда украшало символическое изображение солнца. Даже тес, образующий кровлю, имел копьевидное окончание и назывался «красным» (т. е. красивым) тесом. Лемех, словно чешуею, покрывавший сложные покрытия с криволинейным профилем, также имел порезку на концах. Богато обрабатывались выпуски верхних бревен сруба, поддерживающих свесы крыш над фронтонами дома. В названии этих своеобразных кронштейнов — «помочи» или «повалы» — прямо указано их конструктивное назначение, которое они и выполняли, помогая держаться над фронтоном дома свесу крыши, который нередко достигал двух метров. И в то же время не было деталей в конструкции деревянного дома, особенно северного, которая давала бы столько возможности для выявления истинно скульптурного дарования русских плотников! Действительно — сколько домов в деревне или селе, столько новых форм обработки кронштейнов.

Резьба украшала также наличники окон, ставни, столбы галерей и крылец, объединяя в одно художественное целое сруб и кровлю. Конструкцию избы и ее «самцовой» кровли можно всю «прочитать», рассматривая здание снаружи, удивляясь ее простоте, предельной логике и эстетическому совершенству.

Интерьер дома, его бревенчатые стены, широкие пластины пола и матицы (балки) потолка, лавки с резными подзорами, огромная русская печь, занимающая почти четверть всего помещения, позволяют ощутить ту же гармонию всех деталей срубной конструкции.

Полы и потолки выстилались из толстых досок-пластин и закреплялись на балках-матицах, врубленных в стену. Полы подклета (нижнего этажа) «мостились по кладям», т. е. по помосту из брусьев, уложенному прямо на землю, а полы в хозяйственных постройках вымащивались из тонких бревен-кругляков («наката»). В культовых сооружениях полы и потолки устраивались так же, как и в жилых. Причем в зданиях с большими пролетами балка-матица подпиралась столбами, как это видно на помещенных в альбоме интерьерах Пучужской и Кондопожской церквей. Дивный резной орнамент украшает эти столбы, которые не только не мешают восприятию интерьера, но обогащают его, помогая понять сущность дерева, его конструктивные и эстетические возможности.

Жилая деревянная архитектура в своем развитии испытывала влияние различных социально-экономических причин и природно-климатических условий. Поэтому в настоящее время исследователи деревянного русского жилья насчитывают множество типов построек. В основе их лежит конструктивная схема клети. Сама клеть, по мере надобности, могла быть расчленена на отдельные ячейки-комнаты продольной и поперечной стенами. Затем, по мере того как крестьянская семья увеличивалась, к первоначальной клети в соответствии с необходимостью прирубали другие. Таких прирубов могло быть и два, и три, и даже четыре. Эта сравнительно примитивная и, по утверждению историков, наиболее древняя форма деревянного дома называлась соответственно по числу прирубов— «двойней», «тройней» и т. д.

Богатые дворы имели целую систему клетей, соединенных сенями и переходами. Они назывались «хоромами».

Расслоение крестьянства, выделившее из его среды наиболее зажиточную группу, повлекло за собой возникновение довольно сложных по планировке дворов-усадеб. Это обстоятельство и суровые природные условия способствовали возникновению, особенно в северных районах страны, крупных комплексов, состоящих из высоких изб с подклетами, объединенных в одно целое с хозяйственным двором. Хозяйственная часть усадеб бывала, особенно на севере, двухэтажной, причем внизу располагались хлева и конюшня, а верхнее помещение использовалось как сеновал или сарай, куда можно было въехать на телеге прямо с улицы по бревенчатому накату, «взвозу». Иногда на подклет ставилась лишь жилая часть усадьбы, а хозяйственные постройки были одноэтажными. В ряде случаев подклет использовался как жилье. Изба становилась как бы двухэтажной.

Невозможно в короткой статье привести все известные типы жилых деревянных построек — столько вариантов давало сочетание теплой избы с хозяйственными постройками, соединенными переходами, галереями, крыльцами.

Северные районы нашей Родины особенно богаты подобными сооружениями. Начиная разговор об особенностях зодчества Севера, необходимо подчеркнуть, что именно на образцах жилых построек всегда ярче заметны отличия строительного принципа той или иной области, того или иного края. Социальное положение крестьян, особенности экономического развития каждой области и климат прежде всего отражались на облике жилых сооружений.

В самом деле, почему северные избы в большинстве случаев солидного размера и почему старые формы конструкций в тех краях оказались наиболее устойчивыми?

Архангельская область и Карелия в древние времена входили в состав новгородских владений, границы которых терялись где-то на берегах Оби и Енисея. Общеизвестно высокое развитие экономики и культуры Новгорода Великого. Новгородская феодальная республика успешно соперничала сначала с Киевским государством, а затем с Москвой, пока в 1478 году не была окончательно присоединена к Московскому государству.

Крестьяне, населявшие феодальные владения Новгородской земли, не знали такого чудовищного закабаления, как жители среднерусских областей, ни в период самостоятельности Новгорода, ни впоследствии. Северные земли были «государственными», а крестьяне в своей массе «черносошными», т. е. платившими денежный оброк в казну за пользование землей. Кроме того, они несли определенные «тягловые» повинности. Результатом всего этого явилось необычайное развитие ремесел и промыслов в северных районах России.

На путях колонизации Севера новгородцы, а затем и московские переселенцы строили «починки», «рядки», села, заселяли города. Крупнейшим портом на Севере до начала XVIII века был Архангельск. Почти вся внешняя торговля в XVI—XVII вв. осуществлялась у его причалов.

Завоевание части Балтийского побережья и основание Петербурга при Петре I снизило значение Архангельского порта. С этого времени жизнь северо-восточных районов несколько замирает. Зато западная окраина в районе Онежского озера получает новый толчок к усиленному развитию экономики, благодаря начавшейся при Петре I разработке полезных ископаемых и строительству металлургических заводов. Живая память об этом времени — город Петрозаводск, ныне столица Карелии. А в других шедеврах деревянного зодчества начала XVIII века — Преображенской церкви Кижского погоста и Успенском соборе в г. Кемь — как бы образно отражен стремительный взлет петровской России.

Приверженность к старине на Севере была закреплена следующим обстоятельством. Во второй половине XVII века, во время церковного раскола, на Север потянулись староверческие семьи. Даже после подавления раскольничьих бунтов и несмотря на репрессии со стороны правительства, жители Поморья и Заонежья придерживались старинного уклада жизни, пользуясь удаленностью этих районов от столицы.

В данном издании отражены различные типы заонежских домов, наиболее характерные для данной местности. Дома эти ныне находятся в Кижском архитектурно-бытовом музее-заповеднике.

Дом Ошевнева (1876), прямоугольный в плане, представляет собой соединение жилой части — двухэтажной избы — с хозяйственной частью. Здание перекрыто несимметричной крышей, что придает ему своеобразный контур, от которого этот тип постройки получил наименование «кошель».

Другой пример того же типа (с курной избой) — дом Елизарова (1880) — дает интересные варианты как внешнего оформления, так и интерьера. Обращает на себя внимание встроенная кровать в сенях и печь, топящаяся по черному. Интересны старинная безгвоздевая конструкция крыши (на самцах), форма галерей-гульбищ, балконы, богато украшенные наличники окон, причелины, «полотенца», присущие и тому и другому дому.

Дом Сергеева из деревни Логморучей представляет иной тип заонежского жилья, так называемый дом «брусом». В нем изба, сенная связь, хлев, двор, сараи расположены друг за другом и перекрыты симметричной двухскатной крышей.

Из других сооружений, помещенных в Кижском заповеднике и показанных в альбоме, интересен амбар из дер. Коккойла, западный район Карелии. Амбары, эти сокровищницы крестьянского двора, обычно ставились в известном отдалении от жилья и на севере выглядели весьма величественно. Амбар двухэтажный, его причелины, полотенце, столбики, поддерживающие галерею, резные.

Крупные геометрические контуры резьбы, столь характерные для карельских построек северо-запада России, выделяют амбар из ряда других, экспонируемых в Кижском заповеднике, сооружений. Они заставляют вспомнить некоторые мотивы северорусских вышивок, представляющих собою стилизованное изображение человекоподобных языческих божеств. Два народа — карелы и русские — на протяжении сотен лет, живя бок о бок, создавая каждый свою культуру, немало позаимствовали друг у друга. Этот союз был столь долголетен и дружественен, что подчас, и особенно в архитектурном творчестве, нелегко установить национальную принадлежность мастера.

Северный тип изб был довольно широко распространен и проникал даже в центральную часть России. Избы Ивановской, Костромской, Ярославской, Горьковской и других областей отличаются от северных изб меньшими размерами, они сооружаются без подклетов. Лишь небольшая часть населения побогаче позволяла себе строить двухэтажные дома. Наиболее распространены избы-пятистенки, т. е. срубы с капитальной стеной, делящей избу на две части. Хозяйственные постройки редко включались в общий объем с избой. Хлева, сараи, конюшни, кладовые располагались, как правило, отдельными клетями по периметру усадьбы. Крытые дворы встречались редко.

Если в северных районах России потомки древних новгородцев создавали сооружения по образу и подобию своего мужественного, сурового народа, то в сравнительно мягком климате среднерусских областей эти черты в архитектуре несколько смягчены. Облик среднерусской деревни более приветливый. Удобно расположенные вдоль улицы дома окружены садами. Если для северных поселений главным зеленым соседом является ель, то здесь — березы, липы, тополя с кружевной светло-зеленой кроной.

В средней России особенно большой вклад в историю деревянного народного зодчества внесло Поволжье. Дома Поволжья славились знаменитой «корабельной резью». Она покрывает собой фасады домов и ворота дворов Ярославской, Костромской, Ивановской и других областей, расположенных по берегам великой русской реки Волги. С давних времен бороздили ее воды струги, мокшаны, росшивы, барки и другие суда торговых людей и промышленников. Север и юг России посредством крупнейшей на Руси голубой дороги обменивались дарами природы и плодами труда своих людей. Корабельные плотники Поволжья снискали себе славу не только прочностью и легкостью хода судов, созданных их руками, но и богатством деревянной резьбы, украшавшей кормовую и носовую часть волжских кораблей. С начала XIX века, постепенно вытесняя северный скромный рубленый орнамент, «корабельная», или, как ее еще называют, «глухая» резьба стала украшением поволжских жилищ.

«Глухой» эту резьбу назвали, чтобы отличить ее от северной резьбы и от позднейшего способа украшения домов пропиловкой, где орнамент прорезает доску насквозь.

Мастера «корабельной рези» — чаще всего хозяева или старшины плотницкой артели — пользовались для выполнения резных украшений целым набором долог различного фасона и молотком-киянкой. Рисунок для рельефа делали непосредственно на доске, не пользуясь шаблонами. Наиболее талантливые мастера варьировали орнамент даже в пределах одной постройки.

Основная часть украшений была сосредоточена на щипце-фронтоне главного фасада дома и на воротах, выходящих на улицу. Расцвет глухой резьбы на фасаде деревянного дома многие исследователи связывают с появлением стропильной системы крыш, сменившей самцовую, более древнюю. Стропильная конструкция, более легкая и требующая меньшей затраты материалов, особенно привилась в среднерусских районах России. Первоначально фронтоны, образуемые стропилами, зашивались досками, повторяющими расположение бревен самцовой кровли, а переход от бревен сруба к дощатому фронтону закрывался «платком» или «лобовой доской», украшенной резным орнаментом. По мере развития этого вида перекрытий и несомненно под влиянием городской архитектуры рисунок фронтона приобретает вид, близкий к фронтонам русского классицизма. Но сельский плотник не копирует слепо классический фронтон. Творчески используя его детали, он включает в резьбу милые его сердцу орнаменты, отражающие русскую природу, сказочные образы, часто сплошь покрывая фронтон резьбой, вставляя туда изречения, дату постройки.

Глухая резьба не только в каждой области, но и в более узких границах дает невероятное количество вариантов орнаментации и композиционного расположения украшений жилья. Но все виды «корабельной рези» объединены одним общим моментом: любимые народом сказки, дары родной земли — цветы, злаки, плоды — нашли свое место в произведениях умельцев-резчиков. Сказочные птицы-сирины с женскими головами, добродушные львы, фантастические русалки-«фараонки», подсолнухи, хмель — все это близко народу.

Народный зодчий смело соединял старину с «новиной», вкрапляя в домовую резьбу, композиционное расположение которой он «подглядел» у русского классицизма, изображения, восходящие к памятникам владимиро-суздальского зодчества XII—XIII веков. И в самом деле — резные львы с деревянных домов Горьковской области уж очень сильно напоминают нам львов с Георгиевского собора в Юрьеве-Польском. А сирины, а «фараонки»? Это еще одно весомое подтверждение глубоких корней русского деревянного зодчества и взаимовлияния этих двух ветвей русской архитектуры, каменной и деревянной.

В архитектуру деревянного жилья интереснейшую страницу вписала Сибирь. В ее деревянной архитектуре, во-первых, как бы прослеживается весь ход освоения сибирского края, во-вторых, она отражает в своих формах вкусы и привычки людей, пришедших в Сибирь из Европейской части России. Сибирь со времени наиболее интенсивного освоения, начавшегося в XVIII веке, заселялась разными людьми: вольными, промышлявшими пушнину или разрабатывавшими природные богатства края, беглыми крестьянами и людьми, насильственно переводимыми туда на жительство.

Несмотря на разношерстность населения, в сибирской архитектуре выработался единый стиль, роднящий ее с архитектурой русского севера. В суровой сибирской природе было много общего с природой северных районов. Высокие двухэтажные дома, подклеты, а также еще более древняя форма жилья, которую можно встретить теперь только в Сибири,— «двойни» и «тройни», встречаются там повсеместно. Наряду с самцовыми кровлями и резными консолями (повалами) бытует глухая резьба, принесенная с Поволжья. Особенный интерес представляют малоизученные еще и поныне интерьеры сибирских изб.

В интерьере северной избы мастер-плотник стремился достичь ощущения прочности постройки, уюта, благодаря логичности деревянных конструкций, теплому естественному цвету дерева. Встроенные лавки, кровати, шкафы из некрашенных досок подчеркивали цельность интерьера.

Нельзя сказать, что северному деревянному зодчеству была чужда полихромия. В жилых и в культовых сооружениях резьба, бывало, дополнялась раскраской, а балконы светелок, двери, скамьи, ставни расписывались. То же самое можно сказать и о среднерусской избе, где в украшениях ворот, оконных наличников, голбцев и перегородок внутри избы раскраска дополняла резьбу.

Основное цветовое богатство сосредоточивалось в интерьере, где, как, например, в северодвинских избах, лаконичная и радостная по колориту роспись стен, дверей, печей и других деталей избы перекликалась с росписью прялок, туесков и других предметов домашнего обихода. Цветовое единство интерьера было всегда соблюдено. Преобладание красных, желтых, зеленых и коричневых тонов в росписи сообщало интерьеру гармоническое звучание.

В сибирском интерьере живопись играет очень заметную роль. Обычно основное поле деятельности художника — внутренняя дощатая, часто филенчатая, перегородка, разделяющая избу на две части. Такую перегородку в одном из домов деревни Пьяново Иркутской области местный живописец разрисовал вазами с пышно расцветшими букетами. Вообще же содержание росписей самое разнообразное — цветочные орнаменты, изображения птиц, зверей, домашних животных. В Западной Сибири встречаются интерьеры, где яркие по колориту росписи покрывают потолки, балки, двери, деревянную «корзину» печи.

Снаружи у сибирских домов в большинстве случаев полихромны лишь наличники окон. Раскраска дополняет резьбу. А вот в деревне Новомосковской Иркутской области есть дома, которые расцвечены снаружи. Ворота этих домов полосатые, так как тес окрашен в различные яркие цвета. В одном из домов такой же вид имеет фасад избы, а на коньке его четырехскатной кровли остановился на полном скаку деревянный конь.

Общая планировка сибирской усадьбы напоминает среднерусскую, но дом и службы образуют замкнутый двор, обособленность которого усиливается глухой, основательной оградой. Мощные срубы хозяйственных построек, расположенных по периметру двора, и высокие глухие ворота придают сибирским усадьбам вид маленьких крепостей.

Не так ли выглядели и городские усадьбы Древней Руси, когда опасность извне и бурная политическая жизнь феодального государства заставляли городских жителей повышать частоколы и городить «города»?

Сибирь же сохранила до сего времени редчайшие деревянные крепости — остроги Братский, Илимский, Якутский. Оборонительные сооружения на Руси развивались одновременно с развитием жилья, с укрупнением населенных пунктов из маленьких родовых городищ, сосредоточенных возле водных путей и превращавшихся в политические и торговые центры феодального государства.

В Древней Руси понятие «город» было очень широким и относилось к любому укрепленному месту. Впоследствии словарь обозначения укреплений расширился, обогащаясь местными вариантами — «детинец», «кремль», «острог». Последнее в своем древнейшем понимании обозначало укрепление, сделанное из вертикально стоящих бревен, заостренных вверху. Затем этот термин получил иной смысл.

Башни являются неотъемлемой частью как каменной, так и деревянной русской крепости. Уже в XII веке есть упоминание о «вежах» и «столпах». Башни деревянных крепостей были чаще всего двухъярусными, верхняя их часть нависала над нижней, образуя выступ, позволявший вести «верхний бой».

Помещенные в альбоме башни Братского, Илимского и Якутского острогов, относящиеся к XVII веку, примерно одинаковы по своему решению и являют собой наиболее типичную форму подобных сооружений, применявшуюся в строительстве русских деревянных укреплений. Главные воротные башни отличались от прочих либо высотой, либо формой. Одна из распространеннейших форм состоит из «восьмерика на четверике», когда четырехгранный сруб-клеть, расположенный в основании башни, переходит в восьмигранный и увенчивается высоким шатром. Все особенности такого типа видны на надвратной башне ограды Николо-Карельского монастыря (1661— 1692 гг., Архангельская область. Перенесена в экспозицию филиала Государственного Исторического музея — село Коломенское).

Илимский острог интересен нам не только тем, что донес до нашего времени черты военного укрепления Древней Руси, но и потому, что там содержался как арестант автор «Путешествия из Петербурга в Москву» писатель и революционер XVIII века А. Н. Радищев, сосланный туда Екатериной II за свое неискоренимое стремление разоблачать «чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй» —царский деспотизм.

Среди памятников деревянного зодчества особенный архитектурный и художественный интерес представляют культовые сооружения. Они донесли до нас те веками сложившиеся эталоны красоты, корни которых уходят в глубь истории. Вкладывая в культовые постройки всю силу своего художественного дарования, народный мастер прежде всего стремился выявить в его облике общественный смысл здания. Храмы ставились среди жилой застройки так, чтобы они были легко обозреваемы, и место выбиралось повыше. Форма и размеры выделяли церковь в силуэте города или деревни.

Церковь в древнерусскую пору была не только местом богослужений, «домом божьим», но и своего рода общественным центром, где люди встречались не только для того, чтобы помолиться, но и поговорить о делах. В церкви хранились книги, ценности, а в подклетах каменных храмов купцы складывали на хранение свои товары.

В силу такого общественного назначения культовых зданий, при их сооружении народный зодчий мог ярче и полнее проявить свой художественный талант, тем более, что он обычно при этом располагал значительными материальными средствами, приток которых обеспечивался церковными сборами и вкладами представителей правящего класса, всемерно поддерживающего церковь как свою идеологическую опору.

Деревянная церковь почти всегда лишена тех украшений, которыми изобилуют жилые постройки, но сами внешние формы ее, живописная группировка объемов, богатство силуэта придают ей такую выразительность, которая не нуждается в дополнениях декоративного плана.

Замечательно единение этих зданий с природой. Это свойство одинаково присуще и маленькой придорожной часовне и целым комплексам сооружений, таким, как погосты. По составу зданий композиция погостов была несложна — зимняя и летняя церкви с колокольней между ними. Но ни один погост не похож на другой; силуэты их сооружений бесконечно варьируются благодаря разнообразию примененных типов покрытий.

Так называемые «клетские» церкви, широко распространенные по всей России, абсолютно отвечали своему наименованию. В основе такая церковь представляла собой клеть, покрытую двухскатной крышей, на которой возвышалась маковка с крестом. Это самый древний вид культового сооружения, восходящий еще к дохристианскому периоду истории Руси.

В клетской церкви присутствуют все компоненты христианского культового здания: алтарь, трапезная, притвор. Но ни один церковный канон не предусматривал ни высокий подклет, ни двухскатную крышу, ни живописных галерей, которыми, например, снабдил народный мастер церковь села Бородава в Вологодской области или церковь села Глотово во Владимирской области.

Бывали случаи, когда силуэт кровли клетских культовых зданий усложнялся. Редкой формой покрытия является как бы удвоенная крыша часовни из деревни Леликозеро, а клетская церковь Илимского острога увенчана так называемой бочкой. Обычно бочкой крыли паперти, трапезные, алтари.

Клетские храмы были распространены в России повсеместно. Так же широко был распространен и шатровый тип церкви. В старину их именовали «круглыми». Особенностью композиции шатровых храмов было решение центрального объема в виде высокой башни, иногда восьмигранной или шестигранной, с самого основания, крытой высоким восьмискатным шатром (пирамидой). Центральный сруб шатрового храма кверху расширялся в виде раструба («повала»), создавая прочную опору для шатра и одновременно предохраняя стены от излишней влаги.

Наиболее древние шатровые церкви ставились «по-круглому», т. е. восьмигранник начинался прямо от земли и чаще всего не имел фундамента. К восьмерику также пристраивались алтарь и трапезные, возводились крыльца, галереи. Без этих прирубов центральная часть напоминает башню. Мы можем только предполагать, как выглядели древние «вежи». Очень вероятно, что внутреннее пространство шатра не было перекрыто потолком, как это наблюдается в культовых шатровых постройках XVII— XVIII веков.

Более поздний тип шатрового храма — «восьмерик на четверике» представлен в альбоме церковью конца XVIII века в с. Пучуга Архангельской области. Он выделяется особенно красивыми пропорциями и формой алтаря, перекрытого бочкой. Великолепны резные столбы в трапезной пучужской церкви; они сами по себе чудо плотницкого мастерства.

Подобные же столбы поддерживают потолок трапезной Успенской церкви (1774) в г. Кондопоге, которая по своим пропорциям и красоте архитектурных форм может считаться вершиной деревянного шатрового зодчества. Несравненной красоты шатер и висячее крыльцо придают удивительную легкость и динамичность ее силуэту. Она вся в полете, как чайка над озером, на берегу которого она стоит.

Шатровая форма храма имеет множество вариантов. Среди них следует отметить интереснейший трехшатровый Успенский собор (1711—1717) в г. Кемь. Он состоит как бы из трех отдельных церквей типа «восьмерик на четверике», соединенных большой общей трапезной. Со сказочным образом трех богатырей, связанных общим делом — защитой отечества, невольно ассоциируется могучий силуэт Кемского собора.

Шатровые церкви бывали и пятиглавыми, шатер сочетался и с другими видами покрытий.

Примерно со второй половины XVII века появляется декоративная форма покрытия центральной части церкви «кубом».

Церковь Иоанна Богослова на р. Ишне (1687 г., Ярославская область) представляет собой тип ярусного храма, где на четверик поставлены два восьмерика, последний восьмерик увенчан главой. Алтарная часть и трапезная перекрыты бочками, церковь опоясана галереями, соединяющими ее с шатровой колокольней. Резной портал церкви, несмотря на некоторую измельченность форм, — произведение талантливого резчика.

Огромный опыт русского деревянного зодчества позволял создавать все новые и новые варианты. Главки ставятся на «бочку», на четырехскатную кровлю — фантазия строителей неисчерпаема.

Необычайно компактна по силуэту церковь села Нелазское-Борисоглебское (1694 г., Вологодская обл.) — один из примеров многоглавой постройки. Четверик церкви имеет со всех сторон прирубы, благодаря чему план ее крестообразен. Он повторен окружающими ее галереями, покоящимися на мощных бревенчатых консолях. Храм увеличивает крещатая бочка с пятью изящными главками. К сожалению, поздняя обшивка не дает возможности увидеть всю конструктивную логику ее архитектурных форм, игру света и теней на бревенчатых стенах.

Только познакомившись со всем богатейшим наследием деревянного русского зодчества, можно понять, что Преображенский собор (1714) в Кижах не просто чудо; в его архитектуре воплощен труд многих поколений, которые подготовили появление этого необычайного сооружения. По своей конструкции это уже знакомый нам восьмерик на четверике с четырьмя прирубами, объемы которых ступеньками уменьшаются кверху. Каждая ступенька и алтарь перекрыты бочками, над которыми посажено по главке. Всего, вместе с центральной главой, их двадцать две.

Интерьер Преображенской церкви поражает своей монументальностью и простотой. Главным его украшением является богатый резной иконостас, повторяющий абрис трех восточных граней и стены боковых прирубов. Он не только не забивает своим великолепием, но скорее подчеркивает конструктивную схему интерьера. Художественно-эстетический акцент центрального помещения — восьмерика — подвесной двенадцатиреберный потолок («небо»), росписи которого, к сожалению, почти полностью утрачены во время Великой Отечественной войны.

Здание Преображенской церкви, как и большинства других деревянных церквей России, и по внешнему виду и по внутреннему устройству лишь в общей схеме соответствует официальным церковным канонам. Гражданская суть постройки выявлена несравненно сильнее. В интерьере Преображенской церкви лавки-скамьи расположены не только по всей западной части здания, но и внутри западной части восьмерика. Это обстоятельство позволяет думать, что по мере надобности для проведения всевозможных народных сходов, собраний использовалась не только трапезная, но и центральная часть церкви.

Сооружение такого храма в Кижах не случайно. Кижский погост фактически являлся административно-хозяйственным центром огромного района Заонежья.

Общественное значение Кижского погоста с особой силой выявилось во время знаменитого «кижского» восстания, когда в 1769 году кижане отказались от непосильного труда на олонецких горных заводах, к которым были приписаны, и объединили в этом дерзновенном выступлении против властей значительную часть крестьян Заонежья. Именно в Преображенской церкви совещались восставшие, здесь же, у ее стен 1 июля 1771 года многие из них были расстреляны царскими властями.

Монолитный внешний объем церкви, как бы выражающий могучее единение народных сил, зрительно также объединяет большое пространство.

Покровская церковь Кижского погоста (1764) построена «кораблем», т. е. ее основные объемы следуют по одной оси — сени, трапезная, алтарь. Основная часть — это «восьмерик на четверике» с невысокой восьмигранной крышей. На ней, вокруг центральной главы, разместились еще восемь главок — над каждым ребром восьмерика. В интерьере церкви восстановлен старый тип иконостаса, который в изобилии встречается в крупных и мелких деревянных культовых сооружениях. Ярусы иконостаса образуются «тяблами» — брусьями с пазами, в которые вставлялись иконы. Внешняя, лицевая сторона брусьев расписана растительным орнаментом.

Покровская церковь и колокольня (1874), существенно отличающиеся от Преображенской церкви по своему облику, близкому к официальному церковному канону, все же тесно связаны с лучшими традициями деревянного русского зодчества. Они умело вписаны в окружающую природу и вместе с Преображенской церковью составляют гармоничный ансамбль, созданный будто бы по единому замыслу, хотя время сооружения этих построек разделяется десятками лет.

Ограда Кижского погоста лишь недавно воссоздана реставраторами. В уменьшенном виде она воспроизводит тот «крепостной» ее облик, который был присущ всем монастырям и погостам Древней Руси, стоящим близко от рубежей страны, а также вокруг больших городов. В дни битв с врагом они становились крепостями, выдерживая осады, зачастую предотвращая продвижение неприятеля в глубь русской земли.

Кижский погост виден издалека. Леса, водные пространства—все вокруг невольно воспринимается как естественное дополнение этого небывалого по силе воздействия архитектурного ансамбля. Кижский погост — средоточие всех тех замечательных качеств русского деревянного зодчества, которых добились в течение тысячелетия русские народные умельцы. Вот почему именно территория острова Кижи была выбрана для основания на нем архитектурно-бытового заповедника, где уже теперь развернута богатейшая экспозиция на открытом воздухе, включающая основные типы сооружений, характерные для русского деревянного строительства на севере. Собранные в Кижском заповеднике памятники архитектуры помогают понять весь ход развития плотницкого мастерства на Руси. Увидев памятники одного лишь Кижского заповедника, можно представить себе, какими чудесными художниками и изобретательными конструкторами были народные мастера. Красота этих построек, как песня народа, как его сказки и предания, наполнена добрыми чувствами, любовью к родной земле. А беспримерная логичность конструкций, великолепное владение материалом до сих пор дают пищу для размышлений архитекторам и строителям.

Ряд помещенных в альбоме фотографий знакомит читателя с некоторыми типами построек хозяйственного назначения, к которым относятся мельницы, мосты, бани и другие сооружения. В них наиболее четко проявляется инженерно-конструкторское мышление народного мастера.

Диву даешься, какое множество художественных и конструктивных форм изобрел русский плотник, какое уважение к себе, силу духа, таланта проявил он в своем творчестве, веками задавленный нуждой, притесняемый феодалами.

Примером такой плотницкой изобретательности могут быть свайные постройки, простые по форме, но удивительно конструктивные по своей сути, сохранившиеся в настоящее время кое-где на севере и в Поволжье. В альбоме помещены фотографии нескольких свайных сооружений Костромской области. Глядя на эти поистине удивительные «избушки на курьих ножках», поневоле вспоминаешь столь живой и распространенный в русской сказке образ, с которым познакомился еще в детстве. Нет, они не плод народной фантазии, так же как и мосты и хоромы, сложенные «в одну ночь»! Вот они, эти мосты, избушки. Их поэтичность улавливали и народные сказители, и замечательные русские поэты.

Общаясь с деревянной русской архитектурой, то и дело врываешься в сказку, в поэзию, в историю, в самые древние предания русского народа. По своему проникновению народным духом деревянное зодчество сравнимо только с фольклором. Оно тесно увязано с ним.

Думается, так ли уж беспочвенна мысль о том, что, например, потолок — «небо», возникший, несомненно, на основе шатрового деревянного зодчества и имевший конструктивное значение, в своей конфигурации имеет признаки более древних дохристианских культовых традиций. Только ли христианское благочестие причина того, что в часовне «клетью» деревни Васильево на Кижском острове появилось шатровое небо? Не лик ли бога Ярилы-солнца проступает в его дощатом контуре, оттесняя на второй план поселившегося в центре «неба» Вседержителя и всю его свиту? Но даже если этот домысел неверен, каждый, кто хоть раз видел среднерусскую деревню с непередаваемым уютом ее улиц и домов, хоть раз взглянул на суровые срубы севера или Сибири, прикасался к нагретой солнцем бревенчатой стене, тот ощутит неразрывную связь природы и человека с делом рук человеческих, которому вечно сопутствует от зари и до зари лучистый солнечный лик.

Г. Мехова