Рис. 296. Георгиевская церковь в Верхней Тайме
Рис. 298. Церковь села Панилова. По Д.Милееву	Рис. 299. Церковь на Белослудском погосте. Фото И. Билибина
Рис. 300. Церковь Сойгинского прихода. По Д. Милееву

 

К сожалению, вследствие исчезновения первых шатровых храмов, мы не имеем возможности проследить на примерах последовательное их развитие, потому что, как мы уже упомянули выше, древнейшими из дошедших до нас шатровых церквей являются те из них, восьмерики которых начинаются с самого низа, а все образцы промежуточных стадий эволюции между первыми и квадратными в плане исчезли без следа.

 

Что же касается восьмериковых снизу храмов, то уцелевшие их памятники говорят о формах окончательно сложившихся, выработанных на протяжении не одного столетия. Чтобы в этом убедиться, достаточно одного взгляда на любую из этих гигантских церквей, изумительно прекрасных в их величественной простоте и составляющих одно органически целое с окружающей их суровой природой. Уже сама эта связь указывает на то, что церкви эти не являются плодом минутной фантазии или вдохновения одного человека, но что архитектура их есть следствие вековой опытности, накапливавшейся под влиянием одних и тех же факторов, а именно климатических условий и вполне определенных представлений о красоте; последние же, не допуская ничего лишнего, признавали красивым лишь то, что было безусловно необходимо, а не придумано досужей фантазией зодчего. Конечно, это не касалось деталей: придать ту или иную художественную форму какой-либо логически необходимой части не только не считалось предосудительным, но даже всегда желательным; но зато ни у одного из этих храмов не найти такой самостоятельной части, которая существовала бы ради одной лишь декорации и не оправдывалась бы необходимостью.

 

Для легкости усвоения существовавших типов шатровых церквей мы будем в дальнейшем группировать их не в зависимости от хронологических данных, а в последовательности постепенного увеличения сложности композиции их главных масс, насколько это только вообще возможно.

 

Наиболее простой по массам является Георгиевская церковь в Верхней Тойме (рис. 267 и 296). Главная ее часть — это мощная, восьмигранная от низа до верха башня, покрытая высоким шатром, заканчивающимся маковицей и окаймленным внизу широкой полицей. Маковица, ее шея и большая часть шатра покрыты лемехом; только нижняя часть шатра покрыта тесом, образующим широкий пояс, который придает шатру особую легкость, несмотря на его грандиозные размеры. Стены восьмерика прорезаны кое-где небольшими окнами с мелкими переплетами и широкими наличниками, составляющими единственное украшение величественно спокойной глади бревенчатых стен. Также спокойны стены восточного и западного прирубов, высота которых немного превышает половину высоты восьмерика; в западном прирубе нет ни одного окна, а в восточном, то есть в алтаре, они прорублены в южной и восточной стенах. Крыши прирубов имеют бочечную форму и покрыты они лемехом, тогда как высокое крыльцо, заканчивающее церковь с запада, покрыто тесом, так как верхний его рундук имеет двухскатную крышу, а марш и нижний рундук — односкатные крыши.

 

Хотя пропорции церкви в селе Панилове (рис. 292, 297 и 298) несколько иные, нежели у церкви в Верхней Тойме, но в общих чертах она скомпанована совершенно так же, как и последняя. Разница в общих массах обуславливается лишь низким срубом длинной трапезной, совершенно охватывающим западный прируб и покрытым тесом на два ската, да крыльцом, которое также крыто на два ската, так как оно однорундучное с двумя маршами*.

 

* Крыша трапезной имеет слишком пологие скаты; сделать же их с большим подъемом было невозможно, потому что в таком случае они перерезали бы кровлю западной бочки. Это обстоятельство, а также и то, что почти весь западный прируб закрыт трапезной, указывают, быть может, на то, что последняя вместе с ее крыльцом пристроены впоследствии, а первоначально крыльцо примыкало непосредственно к западному прирубу, как у церкви в Верхней Тойме; если это в действительности было так, то оба рассмотренные памятника были первоначально построены совершенно по одному приему.

 

На только что рассмотренные памятники очень были похожи, по композиции основных масс, церковь Успения Божией Матери на Нижне-Уфтюгском погосте (рис. 268, 277, 286) и церковь Владимирской Божией Матери на Белослудском погосте (рис. 269, 278, 279, 284 и 299), которые, к сожалению, теперь уже не существуют: они были разобраны в восьмидесятых годах прошлого столетия. Их главные массы, имевшие форму восьмигранных башен с прямоугольными прирубами с востока и запада, стояли на подклетах и высоко поднимались над нищевниками, основанными на столбах; все различие масс заключалось только в следующем: у нижне-уфтюгской церкви нищевник был одноэтажный, огибал церковь несимметрично (смотри план), и крыльцо примыкало к нему с западной стороны, тогда как у белослудской церкви над серединой западной части нищевника высился второй ярус, в котором находилась паперть придела (смотри план), сам нищевник симметрично охватывал рубленую часть храма и, наконец, крыльцо было устроено не с западной стороны, а с южной. В деталях рассматриваемых памятников, конечно, была разница, но подробно на них мы не будем останавливаться; укажем только на главнейшие, а именно: бочечные крыши прирубов нижне-уфтюгской церкви имели ломаную форму, близкую к двухскатным кровлям с переломами, тогда как у белослудской церкви они имели округлые формы; затем, над нижним рундуком крыльца первой была помещена бочка, а у крыльца второй церкви его марш и нижний рундук были покрыты одной общей односкатной крышей; наконец, над обеими бочками белослудской церкви высились прекрасного рисунка маковки, увенчанные крестами и сплошь покрытые лемехом (рис. 278 и 279).

 

В последнее время существования белослудской церкви главки этих маковок, равно как и главка шатра, были покрыты металлом, но шейки сохранили до конца свое чешуйчатое обивание. На реставрации западного фасада белослудской церкви (рис. 278) и на разрезе ее (рис. 284) допущена некоторая неточность, а именно: карниз восьмерика (повал) изображен имеющим плавный выгиб, тогда как в действительности он представлял собой плоскости, пересекавшиеся под тупым углом с гранями восьмерика, как это ясно видно на фотографии (рис. 299).

 

К такой же категории церквей относится Николаевская церковь Сойгинского прихода (Олонецкой губернии), построенная в 1696 году (рис. 300 и 301). Тем не менее она стоит особняком от них, и ее главной отличительной чертой является то, что ее башня состоит из двух восьмериков; нижний из них заканчивается повалом, крытым не полицей, а кольцом фронтончиков, расположенных попарно над каждой гранью восьмерика. Второй восьмерик несколько уже и значительно ниже первого; он как бы вырастает из кольца фронтончиков, врезающихся в его грани. Другой отличительной чертой рассматриваемой церкви является ее колокольня, находящаяся с ней в тесной связи, что представляется явлением исключительным, так как обычно колокольни шатровых храмов ставились отдельно, на некотором от них расстоянии. Кроме того, и сама колокольня имеет исключительный характер: ее верхняя часть представляет собой не восьмерик, а шестерик с такой же формы «звоном» и шатром. Эта форма колокольни, ее тесная связь с церковью, а также случайный характер размещения крыльца, находящегося с южной стороны между колокольней и церковью, указывают, быть может, на то, что вся западная часть сойгинской церкви не одновременна с восточной, перед которой первоначально было только крыльцо, примыкавшее непосредственно к западному прирубу (А).

 

Хотя все четыре рассмотренные сейчас церкви принадлежат, по группировке их масс, к одному типу, но все же последняя из них значительно богаче первой по числу своих отдельных масс. Еще более сложной в этом отношении является церковь Спаса в Кокшенге, у которой, вследствие крестовой формы плана, появляются две лишние, по сравнению с предыдущими памятниками, части, а именно северный и южный прирубы, имеющие такую же высоту, как восточный и западный (рис. 271 и 282). Таким образом, главная масса рассматриваемого храма имеет симметричный вид, вполне отвечая форме плана; эта симметрия особенно подчеркнута главками, которые увенчаны крестами и помещены над каждым из четырех прирубов, а также теми кокошниками на ребрах восьмерика, о которых мы говорили выше*. 

 

 

Рис. 302. Церковь Спаса на Кокшенге. Фото И. Билибина	Рис. 303. Церковь Спаса на Кокшенге. Фото Ф. Каликина
Рис. 304. Церковь Спаса на Кокшенге. Фото Ф. Калинина	Рис. 305. Церковь Спаса на Кокшенге. Фото Ф. Калинина
Рис. 306. Церковь в Заборье. По В. Суслову	Рис. 307. Церковь Шевдинского городка. Фото Ф. Каликина
Рис. 308. Церковь Шевдинского городка. Фото Ф. Каликина	Рис. 309. Церковь в Верхнем Уфтюге. Фото И. Билибина

 

По свидетельству профессора В.В. Суслова, которое основано на показаниях местных крестьян, первоначальная трапеза Спасской церкви имела значительно иной вид, нежели в момент снятия наших фотографий; рубленым у нее был только подклет, а выше него стены состояли из стоек и обвязок; пространства между которыми были забраны тесом в косяк (рис. 282). На месте же тяжелого, также рубленного в лапу тамбура (рис. 302), стояло изящное двухмаршевое крыльцо, верхний рундук которого был основан на срубе, придававшем всему крыльцу вид солидной прочности. Естественно, что прежняя трапезная была гораздо менее теплой, нежели существующая теперь, но зато при ней храм очень выигрывал в художественном отношении, так как по сравнению с внушительными бревенчатыми массами главной части храма, дощатая трапезная казалась особенно легкой, чем подчеркивалось ее второстепенное значение, но, в свою очередь, она была внушительнее открытого крыльца; таким образом, строителем была намеренно соблюдена известная гамма в солидности разных по значению частей храма, в целом очень грандиозного, но удивительно пропорционального и живописного по силуэту. Считаем нужным заметить, что для реставрации трапезной и крыльца профессор Суслов не нашел на месте никаких данных, кроме общих размеров и указаний местных жителей, и поэтому он воспользовался для этой цели формами трапезной и крыльца церкви Свв. Константина и Елены в селе Заборье, к рассмотрению которой мы теперь перейдем.

 

Как мы уже говорили выше, план этой церкви весьма близок к планам крещатым с восьмиугольником в центре (рис. 263); поэтому естественно, что и внешние массы ее должны быть в общих чертах похожи на массы предшествующего памятника. Действительно, если смотреть на церковь села Заборья с запада, то она отличается от церкви в селе Кокшенге, главным образом, своей подшатерной массой (рис. 306), которая состоит из верхнего, невысокого восьмерика, стоящего на четверике; таким образом, вместо восьмигранной снизу доверху башни, мы видим здесь как бы трехъярусную башню, причем ярусы ее отделены друг от друга крышами, опирающимися на повалы незначительного выноса; в средний ярус упираются бочки трех прирубов; их обрезы (днища, лбы) не составляют продолжения торцевых стен прирубов, так как они немного отодвинуты назад, вследствие чего силуэт храма получается несколько иной, чем у церкви в Кокшенге, несмотря на то, что над бочками ее высятся так же, как и у последней, маковки, увенчанные крестами. Итак, если не принимать во внимание разницу в пропорциях и деталях, то сходство западных фасадов этих двух церквей бесспорно велико; но при сравнении их восточных фасадов наблюдаем совершенно иную картину, потому что у кокшенгской церкви он совершенно такой же, как и западный, если, конечно, отбросить трапезную и крыльцо, тогда как восточный фасад церкви в Заборье совсем не похож на ее западный фасад. Действительно, в ее прямую в плане восточную стену упираются три алтарных прируба, из которых средний (главный) выше и обширнее боковых (придельных). Все три алтаря имеют в восточных частях трехгранную форму, с которой среди памятников шатровых церквей мы встречаемся здесь впервые, что вполне понятно, так как церковь в Заборье первая, у которой восьмигранный сруб главной части заменен со стороны востока прямой стеной; у церквей же с восьмигранной средней частью такие алтари, насколько можем судить по уцелевшим памятникам, были не в обычае, несмотря на то, что устройство их с конструктивной точки зрения не представляло никаких затруднений. Но так как строители рассматриваемой церкви, придав ее восточной стене прямоугольную форму, тем самым приблизили ее к таким церквам, главные части которых имели внизу прямоугольную в плане форму, то они нашли возможным сделать ее алтари гранеными, какие, как мы видели выше, были обычным явлением у церквей клетских. Каждый из алтарей церкви в Заборье крыт самостоятельной пятискатной крышей без бочек и главок, вследствие чего церковь эта четырехверхая, в противоположность церкви в Кокшенге, которая имеет пять крестов, возвышающихся над маковицами.

 

Рассмотрим еще одну такого же типа церковь, которая по приему ее плана совершенно аналогична с церковью села Кокшенги, а по композиции ее подшатерной части имеет общие черты с церковью в Заборье. Это Никольская церковь в Шевдинском Городке (Тотемского уезда, Вологодской губернии); по клировым записям время ее сооружения относится к 1625 г., когда церкви, имеющие план такого типа, действительно строились довольно часто; но подшатерную массу шевдинской церкви, очевидно, нельзя отнести к этому же времени, так как она представляет собой башню о двух восьмигранных в плане ярусах, переходной частью между которыми служит нечто вроде плоского граненого купола (рис. 307 и 308). Такого вида купола появились у нас в относительно большом числе в XVIII в., как следствие влияния стиля Барокко, занесенного на Русь из Польши и Малороссии; ранее же XVIII в. такая архитектурная форма у нас не применялась.

 

Однако, это обстоятельство указывает, вероятно, лишь на то, что первоначальная центральная часть шевдинской церкви, имевшая вид одноярусной восьмигранной башни, была переделана при ремонте, имевшем место в XVIII в., и получила тогда свой нынешний вид, несомненно изящный, но далеко не такой величественный, как, например, у белослудской церкви.

 

Рассматривая церкви с восьмериковой средней частью в последовательности развития богатства их масс, мы не считались, за исключением последнего памятника, со временем их сооружения; если же разместить эти церкви в хронологическом порядке, то получится следующая таблица:

 

Церковь в Панилове — 1600 г.

Церковь в Нижнем Уфтюге начало — XVII в.

Нижняя часть Шевдинской церкви — 1625 г.

Церковь в Белой Слуде — 1642

Церковь в Тойме — 1672

Церковь в Кокшенге — 1683

Верх Шевдинской церкви начало — XVIII в.

Церковь в Заборье — 1750 г.

 

Сопоставляя эту таблицу с последовательностью обогащения масс рассмотренных шатровых церквей, мы вправе сказать, что чем древнее храм, тем проще, строже и величественнее его вид, что стоит в непосредственной связи с малым числом его основных масс*.

 

 

За полтора века художественный вкус и требования, предъявлявшиеся к внешнему виду храма, изменились: суровая чистота форм и внушительная строгость общего облика паниловской церкви уступили место сложности композиции и некоторой вычурности, наблюдаемых у церкви в Заборье и в верхней части шевдинской церкви.

 

Наравне с храмами рассмотренного типа строились также такие шатровые церкви, главная часть которых имела вид башни о двух ярусах, причем верхний ярус имел форму восьмигранника, крытого шатром, а нижний представлял собой прямоугольный сруб («клеть»), что, собственно, и составляло отличительную черту композиции церквей этой группы. Наиболее простой из них является церковь Св. Троицы в Верхнем Уфтюге (Сольвычегодского уезда, Вологодской губернии) (рис. 309). По суровой простоте форм и доминирующему значению всей подшатерной массы («церковной стопы») она очень похожа на церковь в Верхней Тойме, несмотря на то, что построена позднее ее, а именно, в начале XVIII в. Ее мощный нижний ярус, стоящий на высоком подклете, органически связан с относительно низким восьмериком, так как четыре стены последнего представляют собой непосредственное продолжение стен нижнего яруса, то есть находятся с ними в одной плоскости; переходом от восьмерика к очень высокому шатру служит широкая полица, поддерживаемая прямыми (не вогнутыми) повалами, тогда как у нижнего яруса повалов совсем нет, и доски двухскатных покрытий, находящихся над его углами, выдаются вперед очень мало.

 

Шейка и луковичная главка маковицы по характеру их профиля сильно напоминают маковицу церкви в Белой Слуде. К восточной стене четверика примыкает пятистенный сруб алтаря, крытый на пять скатов, над которыми помещена небольшая бочка с изящной маковкой.

 

Средняя часть нищевика, против которого находится одномаршевое, о двух рундуках крыльцо, стоит на рубленом подклете, а боковые его части висят в воздухе, опираясь только на выпускные концы бревен подклета средней части нищевника и подклета самого храма — прием очень удачный с художественной точки зрения. За исключением резных причелин крыши нищевника, у церкви нет никаких украшений, и вся ее прелесть заключается только в красоте и величавости пропорций.

 

Рис. 310. Георгиевская церковь в Поче. Фото Ф. Калинина	Рис. 310 а. Крыльцо церкви в Поче. Фото И. Билибина
Рис. 311. Церковь Климента на Кожском погосте. Фото В. Суслова	Рис. 312. Церковь Деревянского погоста. По Л. Далю
Рис. 313. Церковь Рыборецкого погоста. По Л. Далю	Рис. 314. По плану Тихвинского монастыря

 

К такой же категории храмов относится и церковь Св. Георгия в Поче (Тотемского уезда, Вологодской губернии. Построена в 1700 г.) (рис. 310); однако, если главная ее часть имеет такой же башневидный облик, как у церкви в Верхнем Уфтюге, то в характере отдельных масс этих двух памятников наблюдается некоторая разница. Отметим следующие, наиболее существенные, черты отличия Георгиевской церкви: во-первых, четверик ее главной части трактован не как нижний ярус башни, а как самостоятельная часть, вследствие чего он имеет свой значительного выноса карниз (повал) и крыт четырехскатной крышей, в которую врезается восьмерик, более высокий, чем у церкви в Верхнем Уфтюге. Во-вторых, стены восьмерика не представляют продолжения стен нижнего яруса, вследствие чего нет той органической связи между двумя этими массами, какая наблюдается в предыдущем примере: восьмерик здесь просто поставлен на четверик и поэтому не образует с ним одного целого. По этой же причине, несмотря на большую высоту шатра, верх храма не кажется таким внушительным, как у верхне-уфтюгской церкви. Далее: алтарь рассматриваемого памятника имеет восемь стен, то есть Георгиевский храм — двухпрестольный; несмотря на такую форму плана, алтарь крыт двухскатной крышей, для чего строителям пришлось воспользоваться таким же приемом, с каким мы познакомились выше, рассматривая Петропавловскую церковь в Плесе (смотри предыдущую главу рис. 224). Над коньком этой крыши поставлена бочка с небольшой луковичной главкой. С запада к церкви примыкает обширная трапезная, стоящая на высоком рубленом подклете, перед которым высится великолепное трехмаршевое крыльцо (рис. 310 а).

 

Подобные церкви, то есть такие, у которых башнеобразный силуэт главной части не был затушеван дополнительными массами, пользовались, судя по зарегистрированным памятникам такого архитектурного приема, большой любовью строителей и отличались друг от друга, главным образом, по манере композиции их трапезных, алтарных прирубов и крылец, а также по деталям. Из последних наибольшим распространением пользовались, по-видимому, кокошники (* «теремки» или «херувимчики»), водружавшиеся над выступающими углами четверика и имевшие исключительно декоративное значение: скрасить суровую простоту глухих бревенчатых стен; такие кокошники устроены у церкви Св. Климента на Кожском погосте (Онежского уезда, Архангельской губернии), построенной в 1695 году (рис. 311) и утратившей в настоящее время большую долю своего обаяния, вследствие обшивки ее тесом.

 

Очень интересно скомпонован переход от четверика к восьмерику у Никольской церкви на Деревянском погосте (Олонецкой губернии. Построена в 1683 г); здесь применен над повалом четверика ряд фронтончиков, придающих башенной части храма удивительно живописный вид (рис. 312). Кроме этой детали рассматриваемая церковь интересна также в том отношении, что, в противоположность всем ранее рассмотренным шатровым церквам, ее восьмерик шире четверика, то есть стены первого не составляют продолжения стен последнего, но слегка свисают над ними, будучи основаны на верхних бревнах повала четверика. Прием этот яснее виден на восьмерике Варлаамовской церкви на Рыборецком погосте (Олонецкой губернии), построенной на десять лет позднее Никольской (рис. 313). Переход от ее четверика к восьмерику не украшен фронтончиками, как в предыдущем примере, поэтому выступающие углы четверика прикрыты здесь двухскатными крышками; фронтончики же, превращенные совершенно в декоративный мотив, подняты у этой церкви под самый повал ее восьмерика. Применение фронтончиков было, по-видимому, в большом ходу у наших плотников, причем они делали их иногда в несколько рядов, о чем можно судить по одной из церквей, изображенных на плане Тихвинского монастыря (рис. 314).

 

К такой же категории церквей относится Успенская церковь Кондопожского прихода (Олонецкой губернии), построенная в 1774 г. Кроме кольца фронтончиков она интересна, во-первых, композицией крылец, расположенных вдоль северной и южной стен трапезной, причем нижние рундуки их обращены на восток, а не на запад (рис. 315 и 316). Во-вторых, у рассматриваемого памятника обращает на себя внимание его главная (башнеобразная) часть, постепенно уширяющаяся к ее верху; достигнуто это тем, что между четвериком и первым восьмериком, а также между обоими восьмериками введены повалы, верхние края которых переходят в отвесную рубку стен вышележащей части (смотри фасад и разрез). Такое применение повалов, служивших первоначально исключительно для поддержания полиц, не может быть названо удачным, равно как неудачна и конечная цель зодчего, желавшего уширить верх высокой башни; от этого уширения она получила неустойчивый вид и характер неуравновешенности масс.

 

У пяти последних рассмотренных церквей низ главной их части (низ «церковной стопы») имеет форму четверика; у церкви же Николы Великорецкого в селе Подмонастырском (Тотемского уезда, Вологодской губернии. Построена вначале XVIII века) основная масса храма осложнена западным прирубом, высота которого почти такая же, как у четверика, вследствие чего прируб этот значительно возвышается над крышей трапезной и составляет одно целое с четвериком, вполне отвечая, таким образом, плану храма (рис. 264 и 317). Верх рассматриваемого памятника типичен для церковной архитектуры начала XVIII в.: он состоит из шатра и двух поставленных один на другой восьмериков, соединенных между собой подобием граненого купола, крытого лемехом; такой же купол служит переходом и от восьмерика к четверику. Шатер этой церкви уже потерял свое доминирующее значение, что наравне с двухъярусным восьмериком, куполообразными переходами и окнами в нижнем восьмерике говорит о явном упадке шатрового стиля. Тем не менее мы не могли обойти молчанием этот памятник церковного зодчества, так как, благодаря упомянутому прирубу к его четверику, он является соединительным звеном между предыдущей группой храмов и той, отличительную черту которой составляют два прируба, примыкающие с востока и запада к основной башне храма*.

 

 

Рис. 316. Кондопожская церковь. По Д. Милееву
Рис. 317. Церковь села Подмонастырского. Фото И. Дудина
Рис. 319. Церковь Шеговарского прихода. По В. Суслову	Рис. 320. Церковь в Верховье. Фото Ф. Калинина

 

Характерным образцом последнего типа храмов может служить церковь Св. Троицы в Шеговарской волости (Шенкурского уезда, Архангельской губернии), построенная в 1666 году (рис. 318). Прирубы к ее главной части, из которых западный служит дополнением помещения для молящихся, а восточный — алтарем, имеют в плане прямоугольную форму; высота этих прирубов одинакова с высотой четверика башни, так что покрывающие их бочки упираются в западную и восточную грань восьмерика, тогда как ни у одной из церквей предыдущей группы алтарный прируб не достигал такой высоты, и покрытие его не выходило из пределов восточной стены четверика. Таким образом, если с восточной и западной сторон шеговарская церковь, подобно памятникам предыдущей группы, имеет вид башни, то с остальных сторон она значительно от них отличается, приближаясь по группировке масс к белослудской церкви. Как сама церковь, так и охватывающая ее западный прируб трапезная поставлены на очень высоких подклетах, вследствие чего крыльцо храма получило смелую, но в то же время удивительно изящную форму. К сожалению, в настоящее время все пространство под крыльцом зашито досками, заподлицо с перилами маршей, но прежде оно имело такой вид, как на воспроизводимой нами реставрации, исполненной проф. В.В. Сусловым (рис. 319). Конечно, не менее пострадал общий вид храма и от остальной, сплошь покрывающей его дощатой обшивки, но все же и в этой безобразной одежде он поражает своими могучими массами и прекрасными пропорциями.

 

Насколько нам известно, шеговарская церковь является единственным памятником церквей такого типа, но зато изображение совершенно такого же типа церкви мы находим на иконе Александра Свирского (у левого края иконы) (рис. 63), что уже, по-видимому, свидетельствует о распространенности этого типа, настолько вылившегося в определенную форму, что установились даже такие детали, как «теремки» над углами четверика, имеющиеся как у шеговарского храма, так и у церкви на иконе Александра Свирского.

 

Дальнейшее увеличение числа масс выразилось в прибавлении еще двух прирубов: северного и южного; будучи обыкновенно совершенно такими же, как западный и восточный, прирубы эти дополняли план храма до формы равноконечного креста, а облику главной массы придавали симметричный вид, уничтожая в то же время ее башенный характер.

 

Как на простейший образец такого типа храмов укажем на Богородицкую церковь в селе Верховье (Тотемского уезда, Вологодской губернии), построенную в конце XVII в. (рис. 273 и 320). Подобно большинству шатровых храмов, Богородицкая церковь поставлена на высоком подклете; на таком же подклете поставлена и ее обширная рубленая трапезная, охватывающая несколько грузной массой низ западной части храма. Каждый из четырех срубов главной части храма покрыт плоской трехскатной крышей, в точке схода ребер которой поставлен четырехгранный шатрик, крытый лемехом и увенчанный крестом, стоящим на маковке (рис. 321). Никаких переходных частей от крыш к этим шатрикам нет, что в общем не лишено оригинальной прелести, хотя и кажется, с точки зрения современной архитектуры, несколько наивным приемом.

 

Крыши четырех основных срубов, имеющих значительного выноса повалы, врезаются на одном уровне в грани купола, служащего основанием для четверика, над которым поднимается замечательно стройный шатер, увенчанный прекрасного рисунка маковицей.

 

Крыльцо рассматриваемой церкви хотя и не так грандиозно, как у шеговарской церкви, но по общей идее композиции сильно его напоминает. Над коньком крыши крыльца водружен такого же типа шатрик, как и над крышами храма.

 

Рис. 321. Церковь в Верховье. Фото И. Билибина
Рис. 323. Церковь в Конецгорье. Фото И. Грабаря
Рис. 325. Флоро-Лаврская церковь ростовского прихода. По Д.Милееву
Рис. 326. Церковь в Варзуге. Фото В. Плотникова	Рис. 327. Церковь в посаде Уне. По В. Суслову
	Рис. 328. Церковь посада Уны. По В. Суслову

 

Изображение церкви такого же типа оставил нам в своем знаменитом альбоме Мейерберг; церковь эта, находившаяся в селе Коломне, отличалась от только что рассмотренной, главным образом, тем, что срубы ее были покрыты не на три ската, а на два, и над ними не было шатриков (рис. 254).

 

Значительно сложнее по массам представляется Вознесенская церковь в Конецгорье (Шенкурского уезда, Архангельской губернии), построенная в 1752 г. Хотя ее план имеет так же, как и предыдущий памятник, крестовидную форму, тем не менее в группировке масс этих двух церквей наблюдается разница; действительно, у Вознесенской церкви восьмерик покоится не на куполе, который в свою очередь опирается на сходящиеся четыре сруба, а на самостоятельном четверике, причем стороны последнего шире четырех прирубов, вследствие чего углы этого четверика видны извне храма и опускаются до самого его низа, а массы, дополняющие основной четверик до формы креста, являются, в полном смысле слова, прирубами, так как они не сходятся своими стенами во входящие углы, как у Богородицкой церкви (рис. 275 и 322). Другим отличием Вознесенской церкви, по сравнению с предшествующей, являются изумительно красивые бочечные покрытия ее прирубов, из которых северное и южное, как отвечающие самостоятельным престолам (приделы), осенены небольшими маковками с крестами (рис. 323). Нижние части бочек и их пучины (часть бочки в ее наиболее широком измерении) врезаются в четверик центральной массы, а верхи их (коньки) врезаются в грани восьмерика, объединяя, таким образом, все отдельные части храма в одно совершенной формы архитектурное целое, законченное висячими галереями и высоким крыльцом уже знакомого нам типа. Если Богородицкая церковь в селе Верховье по общему замыслу ее композиции тождественна с церковью в Шевдинском Городке, отличаясь от нее, по существу, только тем, что центральная ее часть имеет в плане форму квадрата, а не восьмиугольника, то совершенно в таком же соотношении находятся Вознесенская церковь в Конецгорье с церковью Спаса в Кокшенге, являясь каждая конечной стадией эволюции двух разветвлений одного архитектурного стиля*.

 

 

Однако, стремление строителей к «преукрашенности и преудивленности» храма не могло на этом остановиться, и дальнейшие шаги в этом направлении предпринимались преимущественно в отношении богатства деталей, тогда как основные массы оставались почти неизменными. К числу таких, богатых деталями, церквей крещатого типа принадлежит Успенская церковь в Варзуге (Кольского уезда, Архангельской губернии), построенная в 1674 г., и церковь в посаде Уне (Архангельского уезда, той же губернии), также относящаяся к XVII в. (по местному преданию, церковь эта построена в 1501 г.); обе они интересны своеобразной композицией их бочечных покрытий. В самом деле, даже при беглом взгляде на первую из них раньше всего останавливают на себе внимание насажденные одна на другую бочки, образующие в высшей степени оригинальный и эффектный переход от четырех прирубов к основному четверику и к низкому восьмерику; а так как диагональные грани последнего украшены также небольшими бочками, то восьмерик получился окруженным со всех сторон бочками (рис. 326). Совершенно таким же архитектурным мотивом воспользовался строитель одной из церквей Александро-Свирского монастыря, об изображении которого на иконе Св. Александра мы уже не раз упоминали (рис. 63). При сравнении этой церкви с церковью в Варзуге заметим только ту разницу, что у первой из них ширина прирубов меньше ширины стен основного четверика, тогда как у последней четверик как бы вырастает из сходящихся вместе прирубов, вследствие чего варзугскую церковь по комбинировке ее основных масс следует поставить между церковью в селе Верховье и церковью в Конецгорье*.

 

 

Что же касается церкви в посаде Уне, то она в первоначальном своем виде должна была казаться еще более богатой формами, нежели церковь в Варзуге, несмотря на то, что каждый из четырех ее прирубов крыт не тремя громоздящимися одна над другой бочками, как у последней, а всего лишь двумя (рис. 274, 283 и 327). Впечатление же богатства форм, которое оставляла рассматриваемая церковь в ее прежнем виде, и о котором мы можем судить по реставрации проф. В. В. Суслова*, вытекало из особого приема устройства четырех ее прирубов; действительно, прирубы эти сделаны в верхних их частях в виде уступов, из которых нижний покрыт маленькой бочкой, причем дно ее упирается в значительно большую бочку, покрывающую верхний уступ прируба. Все четыре верхние бочки были прежде увенчаны маковками с крестами** и имели первоначально точно так же, как и нижние, ломаный контур; в настоящее же время бочки имеют дуговые очертания, вследствие обшивки всей церкви тесом, что изменило ее внешний вид до неузнаваемости; немалую роль в этом сыграла также замена прежней галереи, повторявшей в плане западный контур храма, новой, имеющей совсем не художественный вид (рис. 328).